Новый Мир ( № 8 2013)

Книга «Странники войны» открывает читателю подлинную повседневную канву непосредственно переживаемого времени. Эффект достигается полифонией, множеством приводимых историй и точек зрения. Воспоминания о писателях первого, второго и последующих рядов соседствуют по праву человеческой и исторической памяти. Время не щадит никого, ошибки и подмены, совершенные мемуаристами, по прошествии десятилетий попросту неизбежны. Но тем ценнее этот калейдоскоп попыток воскресить прошлое. Одни и те же события (а помнят все герои действительно почти одно и тоже) становятся реперными точками, вокруг которых ведется рассказ: приезд в Чистополь — размещение — учителя, влюбленности — гибель мальчиков от разрыва снаряда — призывы на фронт — Новый год — арест родных или близких — лагерь. Таким образом, тщательно структурированная книга представляет собой подобие муравейника совершенно особого рода: здесь незыблемы и просты обязанности каждого рядового насекомого, но отсутствует муравьиная королева, матка, т. е. организующий композиционный центр рассказывания и оценки случившегося. Оставлен лишь внешний фон, пунктир основных событий, и в конце концов именно он оказывается первостепенно важен, парадоксальным образом занимает в книге центральное положение.

Среди героев громовского сборника нет главного, наиболее авторитетного, все картинки памяти существенны, почти не зависимо от масштаба личности вспоминающего и степени достоверности его рассказа. Не концентрированный, четко наведенный на резкость взгляд на фоне размытых фоновых кадров, но вся панорама, мозаика, несводимая к единой картине, — вот что в первую очередь интересует Наталью Громову. Здесь — особое, виртуозное мастерство исследователя: один источник имеет мало силы, двух тоже недостаточно, но вот их обнаруживается четыре, пять, десять — и документ начинает говорить за себя сам, набирая совсем иной градус изобразительной силы, достоверности и убедительности.

Именно таким образом достигается эффект синергии, автор ведет читателя  «

назад, к самим вещам!

» совершенно в духе феноменологии Гуссерля. Особое значение приобретает не сам исторический объект (эпоха, интернат, люди, события), а объект в составе субъективного переживания, объект вспоминаемый[2]

.