Новый Мир ( № 8 2013)

Доведенная до отчаяния Цветаева в последние свои дни все чаще говорила о том, как мечтает освободить от себя Мура, надеется, что после ее смерти он —  с помощью Асеева — сумеет жить лучше и легче (такое же желание — освободить от себя детей, а не освободиться самой — возникнет у Елены Санниковой, и она тоже уйдет из жизни по своей воле). На деле развязка получается трагической. Сын не желает брать на себя ошибок матери, язвительно, чуть ли не с бравадой отвечает на вопросы о ее смерти, пытается жить самостоятельной взрослой жизнью. Однако эти попытки тщетны, Георгий лишается малейших перспектив и надежд, стремительно доходит до той же степени отчаяния, что и Марина Ивановна. Яркий, гордый и элегантный молодой человек, окруженный трагическим флером, не может остаться незамеченным, смешаться с толпой. Большинство героев книги Громовой так или иначе упоминают о своих встречах с ним. Как ни пытался Мур избавиться от славы «сына Цветаевой», выстроить свою собственную жизнь, он во многом повторил ее судьбу: те же непрерывные поиски самого себя, несомненный литературный дар, одиночество и «нездешность». Георгий Эфрон погиб от ран через несколько дней после отправки на фронт и, по всей вероятности, был похоронен в безвестной братской могиле. И здесь фатальная параллельность судеб: место погребения Цветаевой до сих пор точно не установлено.

Стереоскопия взгляда на прошлое, предложенного и детально разработанного Натальей Громовой, необыкновенно привлекательна и многозначительна. Воспоминания детей советских литераторов ценны сами по себе, они трогают любого читателя, независимо от степени его историко-литературной подкованности, осведомленности о перипетиях судеб российских писателей прошлого века. Но этим дело не ограничивается: работа Громовой представляет значительный интерес и для профессионалов, умеющих видеть и ценить новые введенные в оборот факты и интерпретации известных событий. Русисты прекрасно знают, насколько сложным и многоаспектным был военный и, в частности, эвакуационный период развития отечественной литературы. Знают, например, что именно в эвакуации многими были осознаны масштабы поэзии Марии Петровых, что Арсений Тарковский в это время создает потрясающей силы стихотворный цикл — «Камскую тетрадь», позднее переименованную в «Чистопольскую»… Все эти и иные известные события в книге не упомянуты, но так или иначе предстают в новом свете, обрастают деталями, обретают ранее не известные контексты.