И тотчас досужие янки
Пришли и увидели: «Яр».
И в новой пунцовой черкесске,
Боярский потомок, швейцар
В дверях отстранил занавески,
Чтоб янки вошли в этот «Яр».
И янки вошли, и сидели,
И пили под звуки гитар,
И ярко горели и рдели
Две буквы на вывеске «Яр».
Их грабили много и долго,
Но князь открывал им Вайт-Стар,
Но пела княгиня им Волгу,
И мил показался им Яр.
Приятно все вспомнить сначала,
В каком-нибудь там слипинг-кар,
Как дама о муже рыдала
Расстрелянном, там, в этом «Яр».
Как, в рот запихавши кинжалы,
Как гончая, худ и поджар,
Какой-то забавнейший малый
Плясал в этом бешеном «Яр».
Зеркала (2)
Текст воспроизводится по публикации в журнале «Новый Сатирикон» (1913, № 5, стр. 7). (Далее это издание обозначается:
НС.) В материалах к сборнику вместо текста — записка, адресованная издателю (л. 7АН):
Зеркала
Зеркала, зеркала, зеркала…
Зеркала без конца и числа…
[Это стихотворение дано было по-моему Экстер. Если нет оно должно быть в Новом Сатириконе за 1913 год приблизительно в Августе.
Найди непременно!!!] <
Зачеркнуто карандашом>NB. Оставить страницу для этого стихотворения. <
Карандаш, наискось.>
Упоминание имени Александры Александровны Экстер (в девичестве Григорович; 1882 — 1949), известной в то время киевской художницы и меценатки (впоследствии жившей в Париже), а также факт переписки Потемкина с поэтом Владимиром Юрьевичем Эльснером (1886 — 1964) позволяют предположить, что сборник планировался к изданию в Киеве. В офортах, сделанных А. А. Экстер для книги И. А. Аксенова «Неуважительные основания» (М., «Центрифуга», 1916), доминировал мотив зеркальности.
В журнальной публикации «Зеркала» завершали «двойчатку», открывавшуюся стихотворением, также тематически и эстетически близким «Парижу»; возможно, оно должно было открывать книгу, но по каким-то причинам было утрачено. В
ИС— под названием «Парижские зеркала» (стр. 78).
И я сидел в кафе, и я смотрел на вас,
Деревья чахлые заплеванных бульваров,
И больно резали мой непривычный глаз
Огни приветные всю ночь открытых баров.
И видел я шелка павлинно-пестрых дам,
И груди белые парадно-черных фраков.
Я взглядом шел своим за ними по следам,
Но взгляд ответный их у всех был одинаков.
В нем не было любви, в нем не было стыда,
Была у всех одна зеркальная улыбка.
И, улыбнувшись мне, шли так же господа,
Как госпожи их, вызубренно-гибко.
Их гибкости такой учили зеркала.
И совесть зеркалом они сменить сумели,
Повесивши зеркал повсюду, без числа...
И на меня они, как в зеркало, глядели.