Впрочем, через минуток пять я почувствовала некоторое неудобство, и представьте, там, в этом самом… ну самом наинежнейшем местечке… Пришлось открыть косметичку и воспользоваться зеркальцем — не звать же, в самом-то деле, врача… Ну так я и предполагала — в момент умопомрачительного экстаза мой очаровательно-простодушный гарсон проявил себя с самой лучшей стороны, и случайный волосок застрял у меня там… там… Но он был, к счастью, такой рыженький, ну рыженький-рыженький, а моя плоть вокруг такая вишнево-алая, что мне не составило большого труда отыскать этот нечаянный пикантнейший сувенирчик и вытащить.
Я было собралась его тотчас выбросить, но рука задержалась в полете к унитазу… И я почему-то (вот они, неведомые побуждения таинственной, непредсказуемой женской души!) завернула рыжий волосок в бумажную салфетку и положила в свою косметичку. Так, на всякий случай. Там у меня, кстати, тоже в салфетке, лежало с прошлого лета и черное зернышко от яблока…
О! это черное зернышко… Можно вполне не поверить в то, что связано с ним… И вот тут, оставшись наедине с самой собой, изредка кидая в рот сладкий миндаль, я ушла в те неизгладимые, невероятные впечатления от Малайзии… Мало того, что я имела счастье наблюдать удивительный праздник «Дипавали», который отмечает индийская община, когда кругом все танцуют изумительно пластично, грациозно. Но я ещё испытала потрясающую исключительность «Тайпусам», который сравнить просто не с чем. А если сюда прибавить те невероятные часы с индусом Шаши…
…Почему-то именно в этот момент меня потянуло вспомнить, как все это было… Я прилегла на кровать, погладила свои милые, отзывчивые на всё подлинное грудки, вздохнула легко и радостно и вспомнила одно за другим…
Как мне захотелось увидеть «Тайпусам»! Но мой сосед по гостиничному номеру, носатый, волосатый американский грек, стал меня отговаривать:
— Совсем не надо туда ходить! Очень все это трудно. Много сил надо!
Но меня его отговоры как раз и заинтриговали. Тем более под конец он мне сказал:
— Я надеюсь, вы не садистка? Вам страшны ужасы? Пытки?
Как же я после этого могла устоять!
И до чего все-таки прекрасно, что моя бабушка была француженкой! Я сумела очень деликатно увернуться от приставучего грека-миллионера, кстати, имеющего жену и десятерых детей. Правда, меня в первые часы знакомства насторожили его исключительно волосатые ноги. Как я и предполагала, ногами не обошлось — он весь оказался заросшим густыми черными кудрями, так что тела было почти не видно, оно скорее угадывалось. И мне вдруг ужасно захотелось поваляться на этой лужайке! Моя нежная кожа так и запросилась в эти завитки-завитушки ненатурального вида. И я пошла у неё на поводу…
А почему бы и нет? Жизнь так коротка… Моя кожа — это моя кожа, и я имею право хоть в чем-то идти ей на уступки… И в какой-то мере этот исключительно лохматый грек оправдал ожидания моей изысканно-привередливой кожи… Мы с ним провели интересную ночь, а я словно бы побывала в пещере настоящего снежного человека. Он, правда, сначала не понял, почему я попросила его выключить весь свет и зажечь лишь одну свечку (он за свечкой послал горничную, и она долго-долго не возвращалась, потому что это оказалось не легким делом — в два часа ночи сыскать свечу). Но при этой свече так чудно заискрился доисторический мех этого довольно полного грека-миллионера, и моя плоть с душераздирающим ужасом, похожим на восхищение, тотчас погрузилась в него… Помню, мой «снежный человек» как-то странно попискивал, когда пытался отыскать в этой дремучей чаще свой фаллос, но ничего, нашел. А мне все-таки пожаловался:
— Столько этих проклятых волос, что иногда готов выбриться наголо!
Я ему отсоветовала и сказала совершенно искренне:
— Такая ваша неординарная внешность ужасно сексапильна. Так бы вы были просто грек с большим носом, а так — чудо, возбуждающее несносную женскую любознательность.
Он готов был заниматься со мной гимнастикой ещё и ещё раз, если бы не моя брезгливость к излишкам человеческой плоти там, где её должно быть не слишком много. Имею в виду живот. У грека-миллионера живот выдвигался вперед, как ящик стола, а когда расплющивался на моем очаровательном, плоском животике, я оказывалась почти до шеи погребенной под его расплывшимся жировым наслоением, или как сказать…
Так вот, я пообещала греку не ходить на страшный «Тайпусам», а сама встала раненько и выскочила на улицу, остановила такси и поехала к храму Шри Маха Марьяммана. И очень удивилась множеству людей вокруг. А потом поразилась живописной красоте серебряной колесницы, в которой возвышалась статуя святого Субраманнана. Вокруг собрались мужчины и женщины, которые несли кокосовые орехи и небольшие кувшины с молоком. Эти дары предназначались святому Субраманнану.