Да и всю норманскую теорию он справедливо приравнял к бессознательному патриотическому порыву, восклицая тоже от имени Погодина:
И, действительно, кроме «тайного голоса» ничем нельзя установить скандинавско–норманской теории. Разочаровавшись в этом направлении, другие «словоохотливые» филологи, тоже забывая, что созвучным словам в различных языках можно придавать значение лишь тогда, когда они не только созвучны, но и осмысленны, пытались найти и другие объяснения «Порфирородным порогам».
Так Болтин в своих «Критических замечаниях на первый том Истории Российской князя Щербатова» пробовал с надеждой на успех производить имена их, поближе, с венгерского. Для порога Ульворси он подыскал в венгерском «ulo» — сидящий и «warsa» — верша.
Для Геляндри оказалось у него венгерское «helo» — урочище и «graga's» — дорогое, приятное, а порог Леанти оказался созвучным с венгерским «leany» — девушка. Конечно, нет ни малейшего сомнения, что происхождение южнорусского государства от венгерского завоевания географически правдоподобнее, чем от «призыва скандинавцев». Эверс не без основания говорил, что если б русское государство произошло от норманов, то в русском языке и до сих пор остались не десятки, а сотни не вызывающих сомнения слов норманского происхождения. И кроме того, почему в скандинавских сагах не упоминается о таких национальных героях, какими были бы у них Рюрик и его братья?
Итак, и Скандинавия, и Исландия, и как будто даже Венгрия отпадают, но отпадают ли с нею и норманы вообще? Ведь имя норманы лишь тенденциозно навязано скандинавцам, так как и до сих пор Нормандией называется не Скандинавия, а северо–западная часть Франции, да и имя их третьего предводителя — Трувор — очень близко напоминает французское слово «trouveur», т. е. трубадур.2
Правда, что легенда о начале государства производит его даже и не от норманов, а варягов, но слово «варяги» — скорее всего искаженное имя франки, перешедшее по–гречески в варанги и по русски в варяги,3
и это название «Варанги» (франки) приводит нас во Франкскую империю Карла Великого, которая в 843 году распалась на Францию, Германию и Италию. А ведь к этому же времени, к 862 году, относят и возникновение русского княжества с Рюриком, Синеусом и Трувором. Эти–то франки (при гулком восточном произношении «варанги» и затем «варяги») и могли быть скорее всего основателями Южно–Русского Государства со столицею в Киеве. А прежде всего такое событие могло произойти через посредство русинов в Венгрии.«Варяги, — говорит Эверс,4
— покрыты густым мраком, и надежда осветить его исчезала тем более, чем различнее были перспективы, подсказываемые ложным светом этимологии. Эти «налагатели податей» считались попеременно за голштинцев, шведов, пруссаков, французов, и в особенности за иордановых еваргов (от греческого евагрос — счастливый охотник (см. в «Исторических Изысканиях Королевского Научного о–ва в Копенгагене», 280))». За голштинцев их считал Герберштейн («Rerum Moscovitarum auctores», 2, 3), за шведов — Ирэ («Glossarium sucogothic», II, 1069), за пруссаков — Коцебу («Древнейшая История Пруссии», 305), за французов — Тит Дион Кассий Коккеан (см. его перевод на немецкий язык Панцеля 1, 351). «Затем их считали за скандинавов, норманов, морских разбойников или вообще купцов, производя последнее от Waarenjager (т. е. охотник за товарами, поясним мы от себя, чтоб подчеркнуть курьез такого словопроизводства) ».5И Эверс справедливо заканчивает свое перечисление словами: «каждое из этих мнений уменьшает достоверность остальных, не увеличивая собственной».
Здесь дело осложняется еще и поздним их появлением. «Варяги, — говорит Шлецер, — упоминаются по–гречески только после 1100 года нашей эры (т. е. со времени крестовых походов).6
Они называются по–славянски варяги, что сближает их с фризами, появившимися на крайнем северо–востоке Германии в подчинении франкам». А мы прибавили к этому, что слово «фризы» созвучно с «паризами», т. е. парижанами, как назывались не только жители Парижа, но и вообще французы в Библии,7 и потому они едва ли были на востоке Германии основным народом, а не корпорацией миссионеров или духовных орденов. Мы отметим кстати, что австрийский орден Крестоносцев возник под именем Вифлеемского духовно–рыцарского ордена в Палестине еще в лето 1217 году по Богемии, Моравии, Силезии и Польше. Он был утвержден папою Григорием около 1238 года. Его гроссмейстер, командир и рядовые члены и называются «Крестоносцы красной звезды». Их гроссмейстер теперь находится в Праге.