– Что ты сказал? – прокричал Эйстейн Эйкеланн, стараясь заглушить Дэвида Боуи, и уставился на своего шефа.
– Я сказал, что вы вдвоем справитесь! – прокричал Рингдал, засунул руку в подсобку и потянул к себе куртку.
– Н-но… – Эйстейн начал заикаться. – Она же новенькая, ничего толком не знает!
– Однако в барах она уже работала и продемонстрировала нам это. – Рингдал кивнул в сторону девушки, которая наливала пиво из крана в две кружки одновременно, болтая с посетителем.
– Ты куда? – спросил Эйстейн.
– Домой, – ответил Рингдал. – А что?
– Так рано домой? – простонал Эйстейн в отчаянии.
Рингдал рассмеялся:
– Вообще-то говоря, именно для этого и нанимают помощников, чтобы самому поменьше работать. – Он застегнул молнию на куртке и вынул из кармана брюк ключи от машины. – До завтра, Эйкеланн.
– Подожди!
Рингдал приподнял бровь:
– Что такое?
Эйстейн стоял и судорожно чесал руку. Он пытался соображать быстро, что, честно говоря, давалось ему с трудом.
– Я… хотел спросить, нельзя ли мне взять выходной на сегодняшний вечер. В порядке исключения.
– Зачем?
– Ну, потому что… Сегодня вечером наша фан-группа разучивает новые песни.
– Песни болельщиков «Волеренги»?
– Ну… да.
– Они и без вас обойдутся.
– Как это «обойдутся»? Мы можем скатиться вниз!
– Это после двух первых матчей сезона? Сомневаюсь. Попроси выходной в октябре. – Рингдал, смеясь, направился через подсобку к выходу. И ушел.
Эйстейн достал телефон, прислонился спиной к барной стойке и набрал номер Харри. После двух гудков ему ответил женский голос: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети…»
– Нет! – воскликнул Эйстейн, положил трубку и набрал номер еще раз. На этот раз прозвучало три гудка. А потом все тот же женский голос произнес тот же самый текст. Эйстейн сделал последнюю попытку, и ему показалось, что теперь в женском голосе послышалось слабое раздражение.
Он отправил Харри эсэмэску.
– Эйвинд! – раздался женский голос. Определенно раздраженный. Новая барменша стояла и смешивала коктейль, кивая на очередь из нетерпеливых, испытывающих жажду клиентов у него за спиной.
– Эйстейн, – тихо сказал он, повернулся и свирепо уставился на молодую женщину, которая, издав недовольный вздох, снисходительно заказала пиво.
Рука Эйстейна так тряслась, что он пролил пиво, стер жидкость и пену с полулитрового бокала и поставил его на стойку, глядя при этом на часы. Далеко ли до Хельсоса? Через десять минут разверзнутся врата ада. Харри окажется за решеткой, а он сам лишится работы. Черт бы побрал этого поганого авантюриста!
Молодая женщина, очевидно, пыталась с ним пообщаться, потому что сейчас она склонилась вперед и проорала ему в ухо:
– Ты что, оглох, придурок? Я просила маленькое пиво, а не пол-литровую кружку!
«Suffragette City!» – грянуло из колонок.
Харри стоял прямо перед фотографией и впитывал детали. Женщина лежала в багажнике автомобиля. Теперь, подойдя ближе, он понял две вещи. Во-первых, это была не Ракель, а женщина помоложе, хотя и очень на нее похожая. И во-вторых, он поначалу принял фотографию за рисунок, потому что тело выглядело очень странно. На нем имелись углубления и возвышенности в тех местах, где их быть не должно, как будто рисовальщик не слишком хорошо знал анатомию. Бедняжку не только забили насмерть, ее тело поломали с такой яростью и силой, словно сбросили с горы. Ничто на фотографии не выдавало, где и кем она была сделана. Харри отклеил скотч с одного угла и посмотрел, нет ли чего на обороте: пусто.
Он уселся к столу, заваленному рисунками маленьких двухместных вагончиков, висящих на натянутых между мачтами канатах. В одном из вагончиков сидел человек и работал на ноутбуке, в другом пассажир спал, полностью откинув спинку сиденья назад, в третьем целовалась пожилая парочка. Вдоль улиц через каждые сто метров стояли ведущие наверх лестницы, у вершин которых находились свободные пустые вагончики. На другом рисунке был изображен перекресток, вид с высоты птичьего полета: канаты соединялись в форме четырехконечной звезды. На большом листе была нарисована карта Осло, испещренная квадратиками – судя по всему, сетью канатов.
Харри открыл ящики стола, просмотрел футуристические эскизы раскрашенных в яркие цвета и имеющих обтекаемые аэродинамические очертания вагончиков, свисающих с канатов. Экстравагантные линии, улыбающиеся люди и такой оптимизм в отношении будущего, что Харри вспомнилась реклама шестидесятых годов. На некоторых рисунках были надписи на японском и английском: видимо, это уже не концепция Рингдала, а некие родственные идеи. Но фотографий трупов больше не было, только одна, висевшая прямо перед ним. Что это значит, что на этот раз рассказывают ему стены?