Харри попробовал чай. Он был горьковатым на вкус и напоминал чай с шиповником, которым его потчевали в детстве во время простуды. Маленький Харри ненавидел этот напиток, но мама говорила, что он повышает сопротивляемость организма, что в одной его чашке содержится столько же витамина С, как в сорока апельсинах. Возможно, из-за передозировки шиповника он с тех пор не простужался. И апельсинов тоже не ел.
– Да, я помогу тебе, – сказала Кайя и села на стул напротив. – Но не в расследовании убийства.
– А в чем же тогда?
– Знаешь ли ты, что у тебя налицо все классические симптомы ПТСР?
Харри вопросительно посмотрел на нее.
– Посттравматическое стрессовое расстройство, – расшифровала Кайя.
– Я знаю, что обозначает эта аббревиатура.
– Хорошо. А симптомы можешь назвать?
Харри пожал плечами:
– Травмирующая ситуация переживается вновь и вновь. Сны, вспышки воспоминаний, которые невозможно выбросить из головы. Нежелание обсуждать то, что произошло. Человек превращается в зомби. И чувствует себя соответственно: этаким зомби, аутсайдером, сидящим на антидепрессантах, теряет вкус к жизни. Существование кажется ему бессмысленным, окружающий мир – ненастоящим, чувство времени меняется. Когда срабатывает защитный механизм, человек начинает разбирать травму на кусочки, вспоминает отдельные детали, но держит их на расстоянии друг от друга, чтобы все произошедшее и связь между частями целого оставались скрытыми во мраке.
Кайя кивнула:
– Не забудь еще про гиперактивность. Депрессия сочетается с раздражением и агрессивностью. Возникают проблемы со сном. А откуда ты так много знаешь об этом?
– Наш штатный психолог мне рассказывал.
– Столе Эуне? И он утверждает, что у тебя
– Ну, он этого не исключает. С другой стороны, подобные симптомы наблюдались у меня с подросткового возраста. И поскольку я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь был другим, Столе сказал: возможно, это просто черты моей личности. Или же синдром возник в ранней юности, после смерти матери. Горе ведь легко спутать с ПТСР.
Кайя уверенно помотала головой:
– Я уже получила свою порцию, так что я знаю, что такое горе. А ты, Харри, очень напоминаешь мне солдат, которые уезжали из Афганистана в период обострения ПТСР. Некоторые из них впоследствии стали инвалидами, другие покончили с собой. Но знаешь что? Хуже всего было тем, кто вернулся без этого диагноза. Они проплыли мимо радаров психологов и превратились в неразорвавшиеся бомбы, которые представляют опасность как для себя самих, так и для окружающих.
– Но я ведь не был на войне, я просто потерял близкого человека.
– Ты
– Не драматизируй. Я тоже знаю подобные случаи и не раз видел, как одни запросто стряхивают это с себя, а другие и вовсе ждут следующей возможности.
– Ты прав, все очень индивидуально. Но для сколько-нибудь нормального человека огромное значение имеет также
– Хм… Ты хочешь сказать, что и я, когда убивал, действовал из соображений необходимости? Да, убитые приходят ко мне по ночам, но я без раздумий и промедлений вновь спускаю курок. Раз за разом.
– Ты относишься к тем восьми процентам, у которых диагностируют ПТСР, несмотря на то что у них имеются все основания для оправдания своих убийств, – пояснила Кайя. – Однако эти люди неосознанно, но активно ищут способ возложить вину на себя. Вот, например, ты сейчас считаешь, будто виноват в…
– Слушай, давай закроем эту тему, – перебил ее Харри.
– …в том, что Ракель мертва.
В гостиной стало тихо. Харри смотрел в никуда, непрерывно моргая.