Нуар

— Первое правило разведки, Сергей Михайлович. Никогда и ни при каких обстоятельствах не предавай агента. Никогда! Вам, большевикам, как известно, закон не писан. Так получите по полной — и распишитесь!

Наблюдать за его лицом был просто приятно.

— Ананасана! Эвет! Ананасана!..

Что-то мягко толкнуло в бок. Старичок был уже рядом, подергиваясь и постанывая от нетерпения. Я отступил назад. Вновь послышалось довольное хихиканье. Седобородый подошел ближе к связанному пленнику, протянул худую руку с длинными желтыми ногтями.

— Вэ-че-ка! Ийим! Вэ-че-ка!.. Фена!..

Хихиканье сменилось громким хохотом. Подвешенное тело дернулось. Указательный палец вонзился в расстегнутый ворот, скользнул по груди, по животу. Старичок взвизгнул. В его руке словно сам собой появился длинный медицинский скальпель. Тонкое острие взлетело вверх…

— Боже мой! — донеслось откуда-то из угла. Я мысленно посочувствовал господам актерам, но решил не вмешиваться. Кульминация еще впереди…

Между тем, в дверях появился еще один гость, на этот раз без маски. Не артист, скорее, доктор, причем не из замученных жизнью земских врачей, а из городских, с собственной практикой. Дорогой белый костюм, шляпа с широкими полями, тяжелая трость в руке, очки в золотой оправе. Ростом высок, костью крепок, несмотря на немалые годы.

Шагнул через порог, осмотрелся.

Я приложил палец к губам. Он заметил, еле заметно кивнул.

Исчез.

— Ананасана! Бана! Эвет! Басан!..

Пока я переглядывался с гостем, товарищ Дуглас уже лишился взрезанных скальпелем штанов. Затем пришел черед рубахи. Старичок с явным наслаждением растерзал ее в клочья, ухватил зубами отрезанный кусок воротника, зарычал, мотнул головой.

— Господин Зеро! Это же сумасшедший! — вновь послышалось из темноты. Я лишь пожал плечами. Кто из нас без недостатков?

Скальпель уступил место небольшому стеклянному флакону. Владелец халата, выплюнув забившую рот ткань, вцепился зубами в крышку. Та быстро поддалась, после чего старичок, намочив один из лоскутьев, принялся наносить на кожу висевшего странные неровные узоры. В воздухе запахло чем-то кислым и прелым.

— Ананасана! Ананасана!.. Вэ-че-ка!

Проведя особо изысканную линию, он отступил назад и внезапно запел хриплым фальцетом:

Sana sön sözüm,Son vedam!..Kim bilir belkiSonun günüm!

He прекращая петь, старичок, все так же хромая, подбежал к очагу, надел рукавицы и не без труда извлек из огня огромные, светящиеся красным огнем клещи. Поднял их вверх, запрокинул голову:

— Ананасана! Ийим! Бананасана!.. Огня! Огня! Огня!..

— Прекратите!

Вначале я даже не понял, чей это голос, и лишь потом сообразил, что высказаться изволил твердокаменный товарищ Дуглас.

— Прекратите! Если хотите поговорить, я согласен. Только уберите этого… факира.

Мне стало скучно. Увы, никакой импровизации, все строго по сценарию. Все они, большевики, одним маслом мазаны — тем, что у старичка во флаконе.

— Закругляйтесь, — распорядился я. — Отберите у дедушки железо, успокойте и выведите на улицу… Ну, что ж, теперь ваша, Сергей Михайлович, очередь рассказывать историю. Не сочтите за труд записать ее собственноручно и расписаться на каждой странице. И еще, господа, не забудьте сделать несколько фотоснимков в интерьере. А я пойду перекурю.

Я уже переступал порог, когда в спину ударил отчаянный вопль.

— Хайыр! Хайыр!.. Ананасана! Огня! Хайыр!..

Дедушке явно не хотелось расставаться с клещами.

— Вот еще, Григорий Николаевич, - я передал страницу, подсветив фонариком. — По-моему, ничего интересного.

Человек, похожий на преуспевающего врача, поправил очки, поднес листок ближе к глазам:

— А что же вы хотели, батенька? Обычная тактика при допросах с пристрастием: говорить как можно больше, не забывая знаковые слова, и молоть чепуху со скоростью паровой мельницы. Да-с!

Бегло проглядел страницу, вернул.

— Сие нам без пользы. Но если эту галиматью переслать на Лубянку, да еще вкупе с фотоснимками, статья 58-я нынешнего Уголовного уложения нашему гостю обеспечена. Заодно подставим под удар всю его парижскую агентуру. Ну что, Родион Андреевич, сработано грубовато, однако с некоторым блеском.

В сарае еще продолжалась работа — товарищ Дуглас оказался на диво многословен. Здесь же, во дворе, царила темная июльская ночь. Мы с Григорием Николаевичем устроились на старых грубо ошкуренных бревнах. В нескольких шагах от нас прямо на земле сидел убитый горем старичок в больничном халате и тихо плакал. Двое парней в масках бдительно охраняли его покой.

— Признаться, со стороны выглядело чудовищно, — мой собеседник внезапно улыбнулся. — Познакомите с маньяком?

Отчего бы и нет? Я встал, подал Григорию Николаевичу руку, передал трость. Он с немалым трудом сделал первый шаг.

— Паршиво с ногой, батенька. Раньше к непогоде ныла, а теперь хоть протез ставь. Чертовы турки, agizina sigayim![51]

При нашем появлении старичок заволновался, вжал голову в плечи, негромко взвизгнул. Конвоиры подступили ближе, но я поднял руку.