Нуар

Бывший штабс-капитан подивился собственной кровожадности. «Астра» была при нем, надежно спрятанная под пиджаком. Чихавшие от пыли «ажаны» не только не озаботились личным обыском, но даже не спросили об оружии. Теперь Ричард Грай, сидя у стенки с пожелтевшей газетой под носом, мог позволить себе предаться фантазиям, самую малость, чуть-чуть. Скажем, о том, что стрелять следует сразу, даже не вставая, первой пулей валить женщину, как самую опасную, причем насмерть, в голову. «Баритона» пощадить, прострелить колено и руку, чтобы не пытался хвататься за пистолет. Значит, еще две пули… Что успеет друг Даниэль за эти секунды? Да ничего, даже выражение лица сменить. Разве что рот откроет.

Стрелять он, конечно же, не стал. Усмехнулся, одним глотком допил холодный кофе и только тогда сообразил, что в кабинете стало тихо. Слова-капли уже не падали, гости не стояли столбами, а переглядывались, комиссар же…

— …И все-таки прошу садиться. Прошу! Да-да! Мадам, умоляю, уговорите своего решительного спутника. Разговаривать стоя крайне непродуктивно. Прошу, прошу!..

Переглянулись, отодвинули стулья.

Сели.

— Дамы и господа! Я с огромным, подчеркиваю, огромным вниманием выслушал все вами сказанное. Да! И полностью с вами согласен. Нацистских преступников ждет скорое и беспощадное возмездие…

Ричард Грай невольно залюбовался другом-приятелем. Уже и улыбка на месте, и румянец на щеках, и в глазах огонь. Если не дракон, так уж точно дракончик.

— …И прежде всего, опять-таки полностью с вами согласен, мы обязаны найти и арестовать преступника. Да, найти! Да, арестовать!..

Дракончик был грозен, но странно весел, и бывший штабс-капитан тут же устыдился собственных мыслей. В августе 1943 года его друг был просто обречен на жизнь. Слишком умен — и слишком эту жизнь любит.

— Итак, Ричард Грай, тот самый Ричард Грай, который проживал во вверенной мне ныне Эль-Джадире… Дай бог памяти… С 1935 года наездами, а с лета 1940-го — постоянно. Да, вы знаете, был такой. Совершенно верно…

Усики дернулись. Прюдом, не удержавшись, бросил быстрый взгляд в сторону того, кто сидел за столиком, моргнул.

— Кстати! Совсем недавно я его вспоминал. Да-да! И знаете по какому поводу, дамы и господа? Вот… Где-то здесь…

Брюшко втянулось. Пальцы вцепились в ящик стола, отодвинули…

— Да-да, именно это.

…Черная кожаная папка. Пожелтевшая газета. И листок машинописи, тоже успевший слегка пожелтеть.

Гости вновь переглянулись, но больше ничего не успели. С невиданной резвостью дракончик, сорвавшись с места, подскочил, положил газету на стол.

Легкий шелест страниц.

— «Известия»? — в голосе «баритона» сквозило изумление.

— «Известия», 21 февраля 1943 года, — равнодушно констатировала женщина. — Как это понимать, господин комиссар?

Прюдом выпрямился, двинул брюшком:

— Нечего понимать, мадам, все сказано прямо. У меня на столе лежит заверенная копия из посольства, но вам, конечно же, интереснее оригинал. Там подчеркнуто, прочтите.

На этот раз перевода не последовало. «Баритон» дернулся, но женщина уже нашла нужное. Скользнула глазами по тексту, резко выдохнула:

— «Французское Марокко, город Эль-Джадира, гражданину Турецкой республики господину Ричарду Граю и гражданину Французской республики господину Даниэлю Прюдому…»

Комиссар нахмурился, посуровел взглядом.

— «Примите мой привет и благодарность Красной Армии, господа, за вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии. Согласно вашей просьбе, танки, построенные на присланные вами средства, будут названы «Касабланка» и…»

Женщина сделала паузу, взглянула недоуменно:

«…и «Патриот Даниэль Прюдом». Желаю вам успехов в нашей совместной борьбе с фашизмом. И. Сталин».

— Да! — вскричал патриот Прюдом, едва дослушав. — Да! Да, да!.. Господин майор! Мадам! Это подписал сам маршал Сталин. Кстати, чуть выше напечатано наше с господином Граем письмо, которое мы написали этому поистине великому руководителю и полководцу. Да! Прочитайте, прочитайте! Там все сказано, я, человек скромный, не буду лишний раз повторять.

На этот раз друг Даниэль позволил себе не моргнуть, а подмигнуть, причем точно по адресу, благо гости увлеклись чтением. Бывший штабс-капитан лишь покачал головой. Мсье комиссар прав: скромность, конечно же, украшает человека. В черновике письма Сталину танки предполагалась назвать «Касабланка» и «Эль-Джадира», но в последний момент Прюдом заявил, что нуждается в моральной поддержке, кругом — одни враги, и лишнее напоминание о его скромном вкладе в антифашистскую борьбу было бы очень кстати. Заканючил, принялся просить, заглядывать в глаза, сопеть. Ричард Грай засмеялся и махнул рукой. Пусть будет «Патриот»!

Между тем «баритон» явно не желал сдаваться. Встал, ударил злым взглядом.

— Господин комиссар! Налицо страшная провокация! Эта газета, о-о-от… не имеет и не может иметь отношения к фашистскому, о-о-от… Фашистскому преступнику Граю, виновному в бесчисленных преступлениях, о-о-от… Эта газета… Это священное, о-о-от… священное имя…

Схватился за грудь, открыл рот, пытаясь поймать непослушный воздух.