«Нулевая война»: англо-американское противостояние 1812–1815 гг.

Во-вторых, было зарегистрировано несколько случаев отравления консервированными продуктами. Позже выяснили, что проблема крылась в свинце, которым запаивали банки. Пища медленно пропитывалась им и вызывала тяжелые отравления. Тем не менее, консервы стали поставлять сперва в госпитали Королевского флота, а с 1813 года — в английскую армию[21]. Начиная же с 1814 года консервы поступали на снабжение всего Royal Navy

и поселенцев в дальних колониях — Австралии, Новой Зеландии.

Америка также не осталась в стороне от новшества. В 1812 году в Нью-Йорке был открыт консервный завод Роберта Эйрса (Robert Ayars), который производил консервы в закупоренных керамических емкостях — в основном консервированные устрицы, мясо, оливки, фрукты и овощи. Офицеры флота быстро оценили преимущества консервов, начиная с 1812 года их доля в снабжении небольшого US Navy

начинает все возрастать, пища для моряков становится более разнообразной. Хранили такие керамические емкости в ящиках с опилками или песком, прежде всего упирая на мясные консервы, поскольку это избавляло от сотен килограмм живого груза виде быков, овец, свиней и прочих. Поскольку флот был небольшим, то снабдить его консервами не представляло особого труда, и к 1813 году он практически перешел на довольствие именно консервами. Прежде всего, они поставлялись на корабли, идущие в дальнее плавание, а потом, по остаточному принципу — на все прочие.

Но вернемся к живности на борту. Ещё одним видом были домашние животные моряков — кошки, собаки, ручные крысы. Из-за них разгорались настоящие баталии с первым лейтенантом, который чаще всего рассматривал этих существ как угрозу гигиене и чистоте на вверенном ему корабле. Удалось договориться — провел своего Шарика на борт. Не удалось — Шарик летел безжалостно в воду.

Где-то в середине плавания на борту начинали появляться экзотические животные — обезьяны, попугаи, иногда даже страусы. К ним был меркантильный интерес — по приходе в Англию такие диковинки можно было выгодно продать. Например, попугай Ара на птичьих рынках Лондона стоил 5–7 гиней — для обычного моряка это было практически состояние. Так же ценились и скупались редкие виды фауны.

В связи с этим можно упомянуть реальный случай, произошедший в 1758 году. Тогда кэптен Форрест захватил корабль французской ОИК, на котором «…обнаружил живности на 300 тысяч фунтов!», среди всего прочего — медведя-гризли и слона. Оказалось, что судно было зафрахтовано французской Академией Наук, вернее ее председателем — мсье Реомюром. На призовом суде в Лондоне коллекция животных была признана не государственной собственностью Франции, а частной собственностью Реомюра, поскольку он финансировал экспедицию на свои деньги, и ее вернули владельцу, правда слон к тому времени умер. Корабль же англичане оставили себе, как законный приз.

Вот тут самое время рассказать о призах и призовых деньгах. Основой службы, помимо карьеры, в Royal Navy

были призы и призовые деньги. Любой корабль, захваченный в бою или во время крейсерства, приводился на призовой суд, где оценивалась его стоимость. Из этой суммы до двух третей доставалось капитану, офицерам и матросам, захватившим приз. Там, где крутятся большие деньги, естественно процветает коррупция. Не обошла сия чаша и Royal Navy. Вообще, власть Адмиралтейства над флотом строилась не только на продвижении по карьерной лестнице, но и на возможности наградить денежно. Речь прежде всего о призовых. Искушение иной раз было настолько сильным, что кэптены и адмиралы Royal Navy покидали предписанные районы крейсерств в погоне за призами, или ослабляли свои силы, отсылая часть кораблей на охоту. Кэптены всегда были вынуждены выбирать между общественной пользой (public good) и частной прибылью. Например, в 1762 году именно за подобное нарушение был снят с должности кэптен Джон Бентинк, который ушел из устья Нигера к островам Зеленого Мыса в погоне за испанскими призами.