Я возразил: «Уилл, они действительно не видят в тебе руководителя и потому так к тебе относятся. Пойми, в их представлении такой опытный путешественник, как ты, который организовал и провел много выдающихся экспедиций, должен быть все время впереди, принимать решения, отвечать за командный дух и способствовать его формированию личным примером. Ты же все время стараешься как-то уйти в тень, занять позицию позади, не вмешиваться ни в какие дела, связанные с принятием решений, и внешне не несешь никакой ответственности. Более того, ты ухитрился – тут я наступил предводителю на больную мозоль – потерять одного из участников прямо на переходе».
Уилл со мной не согласился, сказав, что в критические моменты он всегда выступает в ответственной роли. Действительно, несмотря на то что я разделял мнение нашей молодежи относительно поведения предводителя в экспедиции, мне, вообще-то, импонировала манера поведения Уилла в Антарктике. Он никогда не лез с ценными указаниями, хотя на многочисленных митингах любил и старался, чтобы его слово было последним. Он никогда не жаловался на то, что его вместе с его упряжкой и постоянными мыслями о переустройстве мира мы порой не ждали и уходили далеко вперед. Он всецело доверял мне, когда я вел команду, и следовал за мной даже в ситуациях довольно спорных. Мне нравилась его широта, готовность и желание делать приятные сюрпризы, в конце концов он был единственным в нашей интернациональной команде, с кем можно было при случае выпить. Все это вкупе составляло его стиль, и я, привыкнув к нему, не пытался его переделать.
Уилл был Уиллом, и это было особым явлением в мире полярных путешествий. Наши новички, похоже, этого еще не осознали и потому пытались своим поведением заставить предводителя быть тем, кем быть он был просто не в состоянии, – взводным или старшиной, дающим четкие и не подлежащие обсуждению указания и являющимся образцом для подражания во всем для них, вновь призванных на военную службу. Куда Уиллу было до этого! Законченный, но незлонамеренный эгоист, легко ранимый, но отходчивый, не злопамятный и импульсивно меланхоличный Уилл никак не тянул на отводимую ему молодежью роль военачальника. (Тогда я не придал особого значения его словам относительно нашей молодежи, но годом позже все его опасения оправдались, причем, к сожалению для всех нас, самым худшим образом.)
Что же касалось поведения Ульрика и Мартина (последний, правда, своей линии поведения не имел, а просто целиком находился под влиянием ульриковских военно-революционных идей), то, с одной стороны, оно было естественным для ребят их возраста и житейского опыта. Им хотелось быть руководимыми в прямом смысле этого слова, чтобы каждый их шаг и каждое действие в этой экспедиции и, как им хотелось надеяться, в последующей были предначертаны и утверждены предводителем. Ни шага в сторону, и никаких, упаси Боже, компромиссов!
С другой стороны, они не видели да и не чувствовали той спокойной, порой похожей на безразличие житейской мудрости Уилла, которая позволила ему организовать и провести целый ряд выдающихся экспедиций. Не стоило забывать, что судьба и этой экспедиции, собственно, целиком зависела от него, предводителя. Безусловно, у Уилла были недостатки и немалые, но кто же их не имеет?
Самое главное – окончательный баланс содеянного, а у Уилла, по моему глубокому убеждению, он был положительным, во всяком случае, пока! Поэтому в наметившемся противостоянии я был солидарен с Уиллом. Так мы и шли рядом, думая каждый о своем и, как можно догадаться, о нашем с ним общем.
Река тем временем вырвалась из каменных теснин каньона, и мы вышли на обширное пространство совершенно открытого чистого, бесснежного льда. Ветер свистал изо всех сил и, казалось, из всех углов. Нам стоило больших трудов балансировать на лыжах и удерживать на курсе наши нарты, которые несло так, как может нести при очень сильном ветре не очень тяжелый предмет, стоящий на лыжах, по ровной поверхности совершенно гладкого и очень скользкого льда. Казалось, расставь мы руки – и никакого паруса не надо, докатим прямо до Палотака, причем очень скоро.
Наши собаки шли последними, и это вызывало определенные проблемы. Видя перед собой убегающих товарищей и не чувствуя привычной и обрыдлой тяжести нарт на своих постромках, собаки наши неслись невзирая на все наши предостерегающие крики и попытки придать движению управляемый и контролируемый характер. Особенно тяжело было на поворотах, когда мы проходили каменистые отмели. Наш вожак постоянно срезал углы, в результате чего наши нарты выносило на камни. Пару раз мы с Уиллом вылетали на полном скаку с голого льда на голые камни. При этом наши лыжи и полозья наших нарт подвергались самому серьезному испытанию на этаком созданном природой вибростенде.