Трещина была совершенно незначительной – шириной, наверное, сантиметров сорок. Тем не менее она произвела буквально ошеломляющее впечатление на нашего беднягу Седара, который, по-видимому, вспомнив свой опыт неудачного форсирования подобной водной преграды, резко повернул и, не снижая скорости, понесся вдоль трещины, что нас совсем не устраивало. Никакие крики Ульрика не помогали.
Седар несся, как ему казалось, вдоль трещины, которая изрядно петляла, и потому нарты, не поспевая за резкими поворотами собак, так и норовили в эту трещину опрокинуться. Паническое настроение вожака незамедлительно передалось всем собакам, и пока Ульрик, используя весь свой авторитет, пытался обуздать сорвавшуюся упряжку, я только успевал управляться с санями, чтобы не дать им заваливаться боком в эту трещину. Так мы пронеслись не менее трехсот метров, пока наконец я, взяв палки, сумел перескочить через трещину. Обогнав собак по противоположной стороне, что стоило мне немалых усилий, я привлек их внимание, и они свернули в мою сторону, без труда перескочив через казавшееся таким страшным препятствие.
Только теперь мы смогли перевести дух. Седар, чувствуя свою вину, залег на снег, прижав голову, и в ожидании неминуемой кары неуверенно повиливал хвостом, явно прося снисхождения. Нам ничего не оставалось делать, как только его простить и назначить небольшой испытательный срок. Надо сказать, что он полностью оправдал наше доверие и весь остаток дня бойко и уверенно лидировал, легко с разбега преодолевая попадавшиеся то и дело на нашем пути трещины разных форм и размеров.
Практически не снижая темпа, мы завершили сегодняшний день с рекордно высоким результатом – 56 километров – и остановились на ночлег (точнее, «деньлег») в самой середине туманного залива Франклин. Как и всякий приличный рекорд, наш сегодняшний результат вполне заслуживал особого отношения. Тут как раз и пригодилась привезенная Гордоном и уцелевшая только в связи с неразберихой со временем бутылка виски. Потому наш ужин, а если считать по местному времени, завтрак выглядел внушительно, но просто – виски и спагетти. Понятно, что после такого завтрака и длинного перехода сон наш был крепким и беспробудным, как у невинных младенцев.
5 мая
Мы встали лагерем на льду залива Франклин примерно в ста метрах от крутого берега холмов Смокинг Хилз. При взгляде на их курящиеся склоны так и хочется указать им на установленную в лагере табличку «No smoking», потому что стелящийся над льдом светло-сизый дым, хоть и не разъедает глаза и не вызывает удушающего кашля, тем не менее создает полную иллюзию преисподней. В плотной пелене этого искусственного тумана, с которой не в силах справиться даже солнце, все – и силуэты палаток, и фигуры людей – кажется нереальным, а собак, привязанных поодаль, вообще не видно.
Мы с Уиллом решили посмотреть поближе на такое не часто встречающееся в Арктике явление и забрались вверх по склону. Полное впечатление, что ты находишься на склоне кратера действующего вулкана. На черных камнях, сквозь которые и сочится дым, виднеются грязно-желтые потеки серы. В воздухе стоит плотный, тяжелый запах сероводорода. Как нам сказали в Палотаке старожилы этих мест, холмы горят очень давно – истории о них передаются из поколения в поколение. Одно из самых распространенных объяснений этого явления – горение пластов каменного угля под землей. Всем нам, включая Уилла, захотелось, несмотря на всю эту экзотику, поскорее покинуть эти места, хотя Уиллу, будь он чуточку знаком с нашей классикой, этот дым должен был показаться «и сладким, и приятным».
Мы стартовали при не очень хорошей видимости: кроме дыма, ее заметно ухудшал и начавшийся снег. Вскоре после выхода мы попали в зону интенсивного торошения. Уилл предложил пройти ее в качестве тренировки, и мы пошли. К счастью, эта полоса препятствий оказалась неширокой, около 500 метров, и мы ее преодолели без потерь, если не считать того, что на одном из ледовых ухабов канистра с бензином на нартах Мартина приоткрылась и мы потеряли около литра драгоценного топлива, а его спальный мешок приобрел стойкий и неистребимый запах.