NWT. Три путешествия по канадской Арктике

Так битъ иль все-таки не бить? —Вопрос к погонщику упряжки.Как их, мохнатых, научить,

Но не наказывать так тяжко?Во благо это иль во вред? —Поставим мы вопрос иначе.

Навряд ли ты найдешь ответ,И точно не в глазах собачьих…

Сегодняшний день отмечен разными событиями, и не все они были приятными. Началось с того, что я проспал – очнулся в половине седьмого, и хотя до этого несколько раз просыпался, но потом опять проваливался в сон, и мне снились какие-то сказочные кошмары. Ощущения, возникающие при таком пробуждении, наверное, знакомы каждому – первая мысль о том, какое счастье, что это был только сон. Опять снилась какая-то чушь про высшую администрацию, и я присутствовал в этом сне почему-то в каком-то совершенно непотребном виде.

Утро встретило нас тишиной. Ветер, который и ночью не был сильным, практически стих. Ослепительно сияло солнце, температура минус 12 градусов.

Утренняя идиллия была нарушена самым необычным образом. В непосредственной близости от лагеря пронеслись на полном скаку три карибу и скрылись вдали. Спустя несколько минут следом за ними уверенной трусцой пробежал волк с красивым пушистым хвостом. Он бежал мимо нашего лагеря, низко опустив голову, принюхиваясь к следу, и поначалу даже не обратил на нас внимания. Потом вдруг остановился, посмотрел на нас и, наверное, убедившись в том, что все мы, только что восставшие ото сна, со всеми нашими привязанными собаками никак не сможем помешать его утренней охоте, продолжил преследование, правда, несколько замедлив темп бега, как бы давая нам возможность лишний раз убедиться в том, о чем мы и так догадывались: жизнь в канадской Арктике продолжается своим чередом вне всякой зависимости от нашего присутствия.

Однако так неплохо начавшееся утро получило достаточно печальное продолжение. Одна из наших собак – молодой и энергичный Дилан, крупный красивый пес светло-бежевого окраса с выразительными черными глазами – совершила преступление, перекусив только что надетые на нее постромки. Это выяснилось, когда я повел собаку в упряжку, которую по обыкновению утром составлял Ульрик. Я подвел виновника к Ульрику и пошел было за остальными собаками, но не дошел. Меня остановил истошный собачий вопль и крики Ульрика. То, что я увидел, обернувшись, напоминало дурной сон: Ульрик вне себя молотил Дилана кулаками. Бедный пес визжал и всячески изворачивался, но вырваться не мог. Все бросили свои дела и пытались криками остановить Ульрика, но он никого не слышал. Продолжалась эта экзекуция минуты три-четыре с перерывами.

Ситуация накалилась – назревала крупная ссора. Я видел, что Джон, сжав кулаки, с недвусмысленным видом надвигается на Ульрика, который, казалось, не видел никого и ничего вокруг себя, кроме несчастного распластанного на снегу пса. И только когда я оттащил Ульрика от собаки, он прекратил избиение. Это событие произвело на всех нас очень тяжелое впечатление. Никогда прежде во всех наших экспедициях ничего подобного не случалось. Бывало, мы наказывали собак за дело, но это наказание носило, скорее, чисто психологический характер, и никогда мы не переступали ту черту, которая отделяет наказание от жестоких побоев. То, что Ульрик на это способен, было для нас неприятным открытием.

Свое отношение к таким методам воспитания я уже высказывал Ульрику как-то раз, когда он наказывал Сауса. Сейчас, как бы мне ни было тяжело на это смотреть, я старался не вмешиваться до самой последней минуты, потому что Ульрик тогда мне объяснил, что он именно так понимает воспитание собак. На мой взгляд, его тяжелый армейский стиль воспитания для таких немного избалованных всеобщей любовью собак, как наши, не особенно подходил. Тем не менее Ульрику с ними работать, и он таким образом пытался полностью подчинить их себе.

Инцидент вызвал задержку с выходом, и я опять, используя эту временную фору, вышел вперед, давая возможность собакам окончательно проснуться и прийти в себя.

Однако, поскольку снега в тундре практически не осталось, лыжного следа было не видно. Собаки, не увидев перед собой достойного их внимания ориентира, рванули сами по себе. Через час я увидел, что они идут в стороне, метрах, наверное, в трехстах. Я остановился на освещенном солнцем холме, где был хорошо виден, упряжка Джона меня нагнала, и дальше мы пошли вместе.