o 8b191ad8675a2039

Повернувшись, - как тогда,- на левый бок, он вытянул руку – так, как будто она и сейчас

лежала здесь, между ним и стеной, умостившись в его объятьях. Он медленно погладил

пустое место, наклонился, прикоснувшись губами к воздуху, и сказал: «Ну вот, я вернулся».

Потом он сделал то, что делал здесь каждый раз – телу стало легче, но сердце все равно

ныло, - привычной, тупой тяжестью горя.

Он столкнул шлюпку в воду и, оглянувшись, сказал: «До следующего года».

Петя поднял голову, еще в полудреме, и увидел в темноте каюты лежащего на койке брата.

-Как съездили? – спросил Степан, глядя куда-то мимо него.

-Хорошо, - Воронцов-младший помедлил и сказал: «Я там песню слышал, про девушку с

зелеными глазами, что покоится на дне моря».

-Спи, - сказал брат, отворачиваясь. «Поздно уже».

-Степа, - после долгого молчания осторожно проговорил Петя: «Ты ведь до сих пор ее

любишь».

-Спи, пожалуйста, - устало попросил Степан. «Ты вахты не стоишь, а я – стою».

-А как же Маша? – раздался в тишине голос брата и Степан, не отвечая, закрыл глаза.

Когда миссис Стэнли приехала осматривать Машу, - через неделю после родов, - она

постучалась в кабинет к Степану.

-Сэр Стивен, - сказала акушерка, садясь в кресло, - я вам это говорю только потому, что

жена ваша, уж поверьте мне, - вам этого не скажет.

-Что такое? – он отложил перо и взглянул в молодое, хмурое лицо.

Она помедлила. «Вы когда уходите в море?»

-В марте, - непонимающе сказал он. «А что случилось?»

-Случилось то, - вздохнула акушерка, - что ваша жена сейчас должна сначала выздороветь,

а уж потом – продолжать быть женой, уж простите мою откровенность. Сейчас ей нужен

покой, - прежде всего.

Он покраснел и сказал: «Я понимаю».

-Тем более, что с двойней у нее и так хлопот будет много. Молока у нее пока хватает, а там

посмотрим, - акушерка помолчала и вдруг добавила. «Вы никогда не думали, сэр Стивен,

почему вашей жене понадобилось четыре года, чтобы забеременеть?»

-Потому что я нечасто бываю дома, - раздраженно сказал он.

-Нет, - так же раздраженно ответила миссис Стэнли, - потому что еще два года после

вашего венчания она продолжала быть ребенком - понимаете, о чем я?»

-Она мне не говорила, - растерянно сказал Степан.

-И не скажет, она же вас боится. Боится и плачет, что она недостаточно вам угодна. Так что

хотите, чтобы с ней все было в порядке – не трогайте ее сейчас.

-Вообще никак? – хмуро спросил он.

Миссис Стэнли вдруг рассмеялась. «Ну, думаю, вы и сами знаете – как можно».

-Я не могу, прости, - Маша опустила голову и тихо расплакалась. «Не могу. Даже подумать

об этом – и то неприятно».

Дети вдруг тоже захныкали – одновременно, как и всегда, будто услышав мать.

Он подождал, пока она даст им грудь и спокойно, сказал: «Маша, я прошу тебя. Просто

попробуй – это не страшно и не больно. В конце концов, что я должен делать – ходить к

шлюхам?

Я не хочу – не хочу тебя оскорблять этим, и не хочу преступать заповеди Господни. Но

видит Бог – скоро год, как у нас ничего не было, а мое терпение тоже не железное».

Он вдруг посмотрел на нее, подумав, как изменилось ее тело – и тут же устыдился этой

мысли. Но все равно – он никак не мог увидеть в ней, - располневшей, с тяжелой грудью, -

ту юную девушку, на которой женился четыре года назад.

-Это грех, - вдруг сказала жена, краснея.

-Грех, - глубоко вдохнув, сдерживая себя, ответил Степан, - отказывать мужу в том, что

принадлежит ему по праву.

-Можно подумать, я тебя заставляю так много времени проводить в море, - отвернувшись,

смотря на кормящихся близнецов, сказала она.

Он вздохнул. «Ну, вот опять ты за свое! Сколько раз я тебе должен говорить – ты знала, за

кого выходила замуж.

А сейчас я тебя прошу о маленькой вещи, - которую другие женщины делают, даже не

задумываясь, - а ты отказываешься. Ты ведь не можешь пока выполнять свой долг жены,

так, как полагается – и я тебя не принуждаю, упаси Боже. Но подумай и обо мне.

Если ты действительно хочешь, чтобы мне было хорошо сейчас – то не отталкивай меня,

пожалуйста».

Она аккуратно опустила задремавших сыновей в колыбели и вдруг прижалась к нему. «Я не

умею, - сказала она, пряча глаза. «Да там и уметь нечего, - он рассмеялся и поцеловал ее.

-А она тебе это делала? – спросила жена, покраснев.

Он, молча, отвернулся и больше ничего у нее не просил.

-Вот, смотри, - сказал Гийом, разворачивая карту Тихого океана. Они сидели на палубе,

залитой лучами солнца. Чуть поскрипывали мачты, еле полоскались опавшие паруса под

свежим, западным ветерком, с камбуза «Изабеллы» пахло рыбой.

-Какая она красивая, - восхищенно проговорил Петя. На четырех углах большого листа были

искусно нарисованы единорог, птица, похожая на лебедя – только черная, еще одна птица, -

странная, длинноногая и бескрылая, и прихотливо свернувшаяся змея.

-Это я сам делал, - улыбнулся француз. «Я же учился картографии в Дьеппе, там лучшие

мастера в Европе. Так вот, - он показал на Индонезию, - знаешь, что это?»

-Да уж как не знать, - обиженно ответил Петя, «я оттуда пряности вожу».

-А вот это? – рука Гийома легла на остров к югу от Индонезии, занимавший нижнюю часть

карты.