Читаем o 98f6fe69ff972b4b Пятицарствие Авесты полностью

— В судьбе некоторых людей случай играет такую же

определяющую роль, как в судьбе Паганини его отец.

— А что отец Паганини? — послышалось из-за стола.

— А он его заставлял играть на скрипке, — засмеялся

Николай Петрович.

— У меня знакомый пострадал в драке. На него напали

вечером на улице. Он был студентом пятого курса. Такие

надеяеды подавал! А вот теперь постоянно сидит в коляске;

его вывозят летом к дороге, и он весь день смотрит на

проезжающих, а голова постоянно падает ему на грудь, —

говорил Владимир Николаевич.

— Ну не знаю, не знаю... — поддержал Тамару её муж

Анатолий. — Все-таки есть мутации в среде людей, которые

сохраняются.

— Конечно же, есть, но они становятся достоянием всего

общества гораздо раньше, чем из него выделится порода

гениев или порода ублюдков; иначе не были бы запрещены во

всём мире близкородственные связи, а к инцесту относились

бы по-другому. И мне кажется, что не надо делить людей на

достойных и не совсем достойных, как это делали в своё

время в Германии.

— Мне не всё ясно в отношении группового отбора. Если

считать, что этот вид отбора действует и в человеческом

обществе, а законы — его инструмент то как же он работал в

доисторическую эпоху, в первобытном обществе, ведь тогда

не было никаких законов? — спросил Владимир Николаевич.

— Законов в нашем понимании, конечно же, не было; но

были традиции, были заветы, были религиозные какие- то

правила, обряды и, наконец, были и первые законы —

абсолютные запреты — табу, нарушение которых каралось

смертью. Откуда в морали человечества появились такие

понятия, как добро и зло, а в мифологии — бог и дьявол или

211

«человеческое» и «звериное» в понятиях о проявлении

человеческого характера? В первых понятиях содержится

представление об ограничении личных амбиций,

собственных желаний, чтобы не сделать вреда другим людям,

а во вторых — об отказе ограничить проявление своих

инстинктов во вред им. Вся история человечества — это

борьба за ограничение основных инстинктов человека.

Вспомните

Нагорную проповедь Иисуса Христа: она — абсолютное

отрицание индивидуализма.

— Такое, наверное, можно сказать только о первобытном

обществе. Цивилизованные отношения — это совсем другое,

— возразила Тамара.

— Ан нет! — воскликнул Николай Петрович. — Начало

цивилизации — это начало воинствующего индивидуализма,

продолжающегося по сей день, обеспечиваемого

государством, поддерживающим интересы богатых. Это вы,

«демократы», открыли «ящик Пандоры», вы провозгласили

свободу эгоизму со всеми последствиями, вы разрешили то,

против чего люди боролись тысячелетия. Это ли не

преступление?! С чего это вы заговорили вдруг о

милосердии? Да потому, что вы разрешили то, что раньше

было запрещено. Можно воровать, грабить, убивать — но

нужно помилосердствовать: не всех убивать.

— У меня есть знакомый, — торопливо сказал Владимир

Николаевич, — сын которого на экзамене по литературе в

этом году по теме о милосердии в заключительных словах

сочинения написал строку из «Морального кодекса», так ему

за это снизили оценку! А написал-то он: «На знамени

будущего уже начертаны слова: "Человек человеку — друг,

товарищ и брат"».

— Да это ж вы, коммунисты, издевались над лучшими

людьми России, изгоняли из страны, расстреливали, губили в

ГУЛагах. Сколько миллионов инициативных, талантливых

212

людей вы загубили в угоду безликой, серой массе

шариковых.

— Чтобы позднее из этой массы шариковых снова

выделить часть общества, посчитавшую себя его элитой,

посчитавшую себя достойней остальной, гораздо большей её

части, прикрываясь лозунгами о свободе. Не зря сказал — уж

не помню кто, — что если в каком-то государстве заходит

вдруг разговор о свободе, то там присутствует шкурный

интерес, — не отступал Николай Петрович.

— Согласись же, наконец, что всё время вашего

правления — это время издевательства над собственным

народом. Для большей наглядности вспомни хотя бы вашего

кумира — этого изверга Сталина.

— Если ты причисляешь меня к «этим извергам», тогда

давай говорить о твоих кумирах, выкалывавших глаза

зонтиками парижским коммунарам, зверски убивавших

Либкнехта и Люксембург, издевавшихся над прогрессивными

людьми во всем мире: топивших в траншеях с нечистотами в

Парагвае, засовывавших змей в половые органы женщин в

Южной Африке, а ещё гораздо раньше выбрасывавших

новорояедённых младенцев рабынь свиньям, бродящим по

улице, избивавших илотов-рабов в Спарте, которых было в

десять раз больше самих спартанцев. В Древней Греции это

тоже считалось демократией! Если говорить о ваших

издевательствах над простым народом, давай вспомним все

восстания рабов, все крестьянские войны во Франции, в

Германии, религиозные войны и крестовые походы в Чехии,

все крестьянские войны в России, где процветало рабство

почти до двадцатого столетия. И всё это происходило от

хорошей жизни восставших?! Вспомни ваших торговцев

«чёрным деревом», вывозивших рабов из Африки, вспомни

Конкисту и колониальные войны. Вспомни все права

привилегированных классов по отношению к угнетённым:

пресловутые права сеньоров, право первой ночи в Европе,

право первого удара в Японии и тому подобное. А когда с

213

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы