o 98f6fe69ff972b4b Пятицарствие Авесты

приходом к власти коммунистов вдруг оказалось, что всё это

рухнуло, и стало понятно, что возможны отношения,

противоположные прежним, что новое государство уже не

защищает агрессивный индивидуализм, а последняя попытка

противопоставить ему фашизм провалилась, тогда на Западе

вдруг возникло понятие «права человека». В связи с этим

тебе не кажется, что коммунисты воспитали мир?

— Ты забыл, сколько народу погибло за время правления

ваших «воспитателей»? Тех, что отняли у народа свободу?

— Свободу?! Ты думаешь, на Западе в то время была

свобода? Я вот недавно слышал, как один из ваших умников,

оправдывая Кровавое воскресенье, говорил, что в Англии

примерно в то же время правительство расправилось с

рабочим выступлением покруче царя. Может быть, ты

забыла, что уже в тридцатые годы в Италии у власти был

Муссолини, в Германии — Гитлер, в Испании — Франко, что

многие западные страны имели колонии в Африке, в Азии,

где беспощадно подавляли все национальные выступления. А

в США? Помнишь, почему начали праздновать Первое мая?

А Мексика и Латинская Америка? Это те же колонии для

США. Я уже не говорю про Японию, которая воевала во всей

Юго-Восточной Азии.

— Ну всё, всё! Перестаньте! — вмешалась решительно

Анна, понимая, что перепалка усиливается не в меру. —

Давайте лучше выпьем. Женя, что ж ты не наливаешь дамам?

— Нет, подождите! — сопротивлялся Николай Петрович.

— Отец, успокойся! Не порть настроение, — уговаривал

его Владимир Николаевич.

— Всё! Больше не буду. Давайте выпьем.

— Да ты и так уже пьяненький.

Виктор жалел, что встрял в разговор, спровоцировав тем

самым этот спор, хотя и понимал: возникновение его было

неотвратимо, поскольку такие споры теперь происходили

повсюду, словно люди начали вдруг делить что-то, одни —

считая, что имеют на это право, другие — что те не имеют на

214

это никаких прав. Вспомнилось: «Посеяно зло, но ещё не

пришло время искоренения его».

Веселье продолжалось уже в благодушной атмосфере,

словно все сговорились не переступать некий обусловленный

порог общения, чему, впрочем, содействовало и то

обстоятельство, что Николай Петрович вскоре заснул на

кушетке в спальне хозяев. Танцевали много и охотно; а

Виктор, постоянно востребованный женщинами как

постороннее лицо в их семейном кругу, вынуяеден был

следить за тем, чтобы не давать повода для ревности, что,

впрочем, вряд ли было обоснованно: к нему относились

почти по-родственному. Танцуя медленный танец с Тамарой,

он прилагал немало усилий, чтобы опасная близость их тел,

старательно возобновляемая ею вновь и вновь, не бросалась в

глаза окружающим.

— Помнишь, я приглашала тебя помочь мне, когда у меня

потёк кран в ванной? — спрашивала она, улыбаясь.

— Ну как же, помню.

— И что ж ты не пришёл?

— Но у тебя ведь есть Анатолий.

— Анатолий был в командировке, ты же знаешь.

— Тем более... Как же я мог поступить так по отношению

к нему?

— Странный ты!.. Мы что, детей с тобой собирались бы

делать?

— Тамара!.. — воскликнул он укоризненно.

— Да ладно тебе! Надо ж иногда давать себе выходной от

семейной жизни. А Анатолия я всё равно люблю.

— Нет, я так не могу.

— Может быть, я не нравлюсь тебе? — говорила она

игриво. — Или наши идеологические разногласия тебе

мешают?

— Зачем ты так говоришь? Ты мне очень нравишься, но

ты замужем за Анатолием, а это непреодолимое препятствие

для меня.

215

— Ну хорошо! Может быть, позднее ты изменишь своё

отношение ко мне. Вот уже сейчас я чувствую, что оно

изменилось, — заявила она, на секунду тесно прижавшись к

нему.

— Господи! Что ты делаешь! — смущённо отстранился

Виктор.

— Ничего, я подожду, — улыбалась она, как ни в чём не

бывало.

Позднее, опять танцуя с ней, он, стараясь избежать

похожего разговора, спросил о её работе, о том, как дела у

них на предприятии.

— Ты знаешь, я ушла от своей прежней хозяйки. Надоело

работать на чужого дядю. Сейчас занялась челночным

бизнесом. Два раза уже съездила в Турцию, потихоньку

торгую, но результат скорее отрицательный — очень много

конкурентов, а ведь город наш не такой уж большой.

Хотелось бы заняться чем-нибудь посерьёзнее, но никак не

могу придумать — чем. Все ниши уже заняты, да и наличных

средств у меня нет, чтобы открыть своё дело. То, что удалось

сберечь ранее, пропало, а кредит взять в банке не так-то

просто: желающих много, гораздо больше, чем у них

возможностей. Поэтому и получают только избранные, да и

то с определёнными условиями.

— Что же за условия?

— Говорят, до двадцати пяти процентов надо отдать кому

нужно.

— А кому нужно?

— Неважно, потому что без связей всё равно его не

добьёшься. Но у меня даже нет определённых целей, хотя

вполне возможно открыть свой приличный магазин — это

наиболее реальный вариант. Надеюсь, мне всё же удастся это

сделать.

— А что Анатолий?..

— Ты же знаешь — он геолог. Работа их сейчас

практически свёрнута, но он купил гусеничный вездеход и

надеется наладить своё дело: хочет договориться с местными

216

рыбаками, оленеводами о заготовке рыбы, мяса. Думаю, у

него всё получится.

— А ты не хочешь устроить своё дело? — спросила она

чуть позднее.

— Нет! Мне это претит. Я не смогу стоять за прилавком,

хитрить, изворачиваться, обманывать. Можно, конечно,