О благодеяниях

[1] Много бывает таких людей, которые не умеют ни отпереться от того, что получили, ни вознаградить за это: они и не настолько добры, насколько благодарны, и не настолько дурны, насколько неблагодарны, они медленны и ленивы; это – должники ленивые, но не дурные. Им я стану не выговаривать, но напоминать и возвращать заблуждающихся к их обязанности. И они мне немедленно ответят следующее: «Извини, клянусь Гераклом, я не знал, что ты нуждаешься в этом, иначе я охотно принес бы тебе. Пожалуйста, не считай меня неблагодарным: я помню, что ты для меня сделал!».

Зачем мне колебаться – сделать этих людей лучшими и в отношении к ним самим, и в отношении ко мне? Стану предотвращать от греха всякого, кого только буду иметь возможность; [2] тем более буду предотвращать своего друга, чтобы он не погрешал, и в особенности не погрешал против меня. Не допуская его быть неблагодарным, я тем самым оказываю ему другое благодеяние. И не с грубостью стану я требовать у него вознаграждения за оказанное ему (добро), но, насколько возможно, самым кротким образом, чтобы дать ему возможность сделать воздаяние; я обновлю его память и стану просить его благодеяния; он сам поймет, что я прошу награды.

[3] Иногда я буду употреблять и более жесткие выражения, это в том случае, если буду надеяться на возможность его исправления; окончательно же «отпетого» (deploratum) человека я не стану раздражать и по той причине, чтобы не сделать его из неблагодарного врагом. [4] Если же мы не станем прибегать даже и к словесному наказанию[308]

неблагодарных, то этим сделаем их еще более ленивыми к воздаянию благодеяний. Ужели же некоторых даже и таких людей, которые могут быть доступны излечению и могут сделаться добрыми, как скоро их что-нибудь уязвит, мы допустим погибнуть, лишая их словесного убеждения, при помощи которого иногда и отец исправлял сына, и жена возвращала к себе заблудшего супруга, и друг снова пробуждал к себе охладевающее доверие друга?

Глава 23

[1] Иных, для того чтобы они пробудились от своей дремоты, надо не бить, но возбуждать; точно так же у иных желание честно расплатиться за добро не пропадает, а только ослабевает; его (это желание) и станем возбуждать. «Не превращай дара своего в обиду, ибо ведь обидою будет, если ты для того не станешь просить воздаяния, чтобы я оказался неблагодарным. А если я не знаю, чего ты желаешь, если, будучи связан занятиями и призван к другим делам, я не нашел удобного случая? Укажи мне, что я могу сделать и чего ты желаешь! Зачем ты отчаиваешься, не испытав? [2] Зачем спешишь потерять и благодеяние и друга? Откуда ты знаешь, не желаю я или нахожусь в неведении? недостает ли мне душевного расположения или возможности? Испытай сам!».

Итак, я стану напоминать без огорчения, не публично, без порицания, так, чтобы ему думалось, будто он сам пришел в память, а не другие вернули его.

Глава 24

[1] У божественного Юлия вел процесс один из ветеранов, употребивший некоторое насилие против своих соседей, и был тесним этим процессом[309].

«Помнишь ли, император, – сказал он однажды, – как в Испании, возле реки Сукрона, ты вывихнул ногу?» И когда Цезарь сказал, что помнит, то продолжал: «А помнишь ли, как в то время, когда ты желал присесть под одним деревом, которое распространяло самую ничтожную тень, тогда как солнце страшно палило и кругом была в высшей степени суровая местность, где одно только это дерево и возвышалось среди острых скал, – один из соратников подостлал тебе свой плащ?» [2] Когда же Цезарь сказал: «Разве я не помню этого? И притом, изнуренный жаждою, не имея возможности на ногах дойти до ближайшего источника, я уже хотел ползти на руках, если бы (один) соратник, храбрый и мужественный человек, не принес мне воды в своем шлеме», – он (упомянутый ветеран) продолжал далее: «Можешь ли, император, узнать того человека или тот шлем?».

Цезарь отвечал, что он не может узнать шлема, но человека узнать прекрасно может, и прибавил, рассердившись, как я думаю, на то, что тот отвлек его, среди судебного заседания, к старому рассказу: [3] «Во всяком случае, это был не ты!».

«Справедливо, Цезарь, – отвечает тот, – что ты не узнаешь меня, ибо, когда это случилось, я был еще целым. После того, при Мунде, мне в бою был выколот глаз и в голове вставлены (раздробленные) кости. И шлем тот, если увидишь, то не узнаешь его, так как он разрублен надвое испанским мечом»[310]. Цезарь запретил вводить его в хлопоты и подарил своему воину те участки земли, где пролегала соседняя дорога, причина раздора и тяжб[311]

.

Глава 25

[1] Так что же? Разве не следовало просить награды за благодеяние от полководца, память которого была затемнена от множества дел, которому его высокое положение, поставив его распорядителем войска, не давало возможности помнить о каждом простом солдате?

Это не значит – просить назад благодеяния, но взять его обратно положенным в добром месте и приготовленным к возвращению, но для взятия которого тем не менее надобно было протянуть руку.