О Чехове

«Аналогия между «Степью» и «Душечкой» очевидна. И здесь и там ритмика создается посредством «возвратов» к той или другой теме: тема езды и тема остановки в «Степи» и «Душечке» - тема счастья и тема его утраты. Но есть и глубокое различие. Там

370

монотонность устраняется, как мы видели, самим сю жетом. Здесь, напротив, сюжет предполагает ее». , Боже мой! (И. Б.). ?

*

«По мнению В. Мейерхольда, говорит С. Балуха-тый (ib. 302), основная особенность драматургического стиля Чехова - импрессионистски брошенные на полотно образы - дает выгодный для режиссера материал для дорисовывания их в яркие, определенные фигуры (типы)».

О!! (И. Б.).

«…«письмо Мейерхольда Чехову по поводу постановки «Вишневого сада».

«Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссер должен уловить ее слухом прежде всего. В третьем акте на фоне группового топотания вот это «топотание» нужно услышать - незаметно для людей входит ужас «Вишневый сад» продан». Танцуют. «Продан». Танцу ют. И так до конца». ! (И. Б.)

«Мейерхольд причислял Чехова к символистам и считал, что его пьесы должны быть инсценированы не «реалистически» (как в Худ. Театре), а «символически». о _ _Ч

…«если бы «Вишневый сад» или «Чайка» были поставлены так, как ставились «Балаганчик», «Незнакомка», или как Треплев хотел поставить свою «мистерию», то Чехов, столь ценивший «правдивость», «натуральность в искусстве», т. е. соответствия искусства с повседневной действительностью, пришел оы в ужа с». Конечно. (И. Б.) \

371

«Один из умнейших людей нашего времени и тончайший ценитель искусства, Олдус Хексли, в своей книге "Along the Road" (изд. "Albatros", стр. 39) говорит, что рассказы Чехова «утомляют». Он объясняет это тем, что Чехов, в отличие от его почитательницы Екатерины Мансфильд, не ограничивается тем, о что «разглядывает своих людей сквозь окошко», но «живет с ними» (здесь Хексли сходится с Толстым, назвавшим Чехова «художником жизни»). Люди же Чехова, как известно «хмурые», т. е. в сущности скучные люди. Мне кажется, что Хексли выражается неточно. Пусть жизнь, изображаемая Чеховым, бессодержательна, уныла, скучна, - на это всегда жалуются сами же ее участники, - все же это у Чехова лишь материал. Его совершеннейшие рассказы не могут «утом лять», именно от того, что они - совершенны». Это, да. (И. Б.), (то, что я подчеркнул.)

…«Не говоря уже о мотиве "qui pro quo" - в прямом значении - как о сюжетной основе, и об этих внешних «сцеплениях», в «Рассказе» немало и других шаблсжов, присущих «классическому» авантюрному роману - и при том таких, каких не найти ни в «Дубровском», ни в «Капитанской дочке». Это шаблоны чисто внешнего характера».

Все-таки все это вздор - «Рассказ неизв. человека» все-таки замечательный! (И. Б.).

372

«В аналогичном отношении находятся между собою еще две вещи Чехова «Палата № 6» и «Гусев». Общей рамки у них нет. Но обе они опять-таки - два варианта одной темы, - некрасовской «Больницы», при чем второй рассказ является как бы попыткой углубления ее и вместе с тем «ответом» на первый». !! (И. Б.). Подчеркнуто мною (И. Б.).

«Пассажиры больничной каюты обречены смерти оттого, что ни одному из них, повидимому, не выдержать длительного океанского перехода в невыносимой духоте. Трое из них умирают на протяжении повествования. Кстати, еще одно совпадение: эпизоды, символизирующие попытку «освобождения», это в первом рассказе, поездка Андрея Ефимыча накануне того, как он попал в западню, но когда западня уже была изготовлена; во втором, - попытка Гусева выйти на палубу освежиться. Но ничего из этого не выходит». Боже, что лезет в голову Бицилли! (И. Б.).

Гусев первоклассно хорош! Я его читал е х о в у, дико хвалил, он был взволнован, молчал! (И. Б.).

**

*

«Архиерей», наряду с «В овраге», знаменует собою высшую точку в чеховском творчестве». Подчеркнуто мною (И. Б.).

…«Он осуществил вполне то, что уже давно составляло цель его творческих стремлений, дать кар г

I

373

тину, «в которой (бы) все частности, как звезды на небе, слились в одно общее».

…«к этой вещи вела его вся предшествующая работа, что здесь действовала имманентная художническая судьба. Особо показательно, что с «Архиереем», так сказать, перекликаются как раз самые совершенные произведения».

У

» »

«Арх.»: «Белые стены, белые кресты на могилах, белые березы, и черные тени, и далекая луна на небе стоявшая как раз над монастырем, казалось, теперь жили своей особой жизнью, непонятной, но близкой человеку». Ср. «Ионыч»: «Старцев вошел в калитку и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи, и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым… На первых порах Старцева поразило то, что он видел теперь {…)- мир, не похожий ни на что другое, - мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель, где нет жизни, нет и нет, но в каждом темном тополе, в каждой могиле чувствуется присутствие тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную…» Как хорошо! (И. Б.).