О чем молчит ласточка

– Не знаю. Но концовка очень справедливая, я считаю. Ведь его любовь к Кристине была совершенно эгоистичной и неправильной: он любил ее как музу, как… – Юра задумался. – Он не любил ее как человека. Голос Кристины – это всего лишь инструмент для его творчества. И, зная, что она любит другого, Призрак все равно пытался заполучить ее манипуляциями и силой, он был готов даже навредить ей.

Маша замерла, очарованно глядя на Юру – даже рот приоткрыла.

– А я и не задумывалась о таком подтексте… – протянула она.

– А мне всегда казалось, что это все лежит на поверхности. И я удивлялся, почему люди все еще считают это произведением о любви. Но ведь это мой личный взгляд. Я вечно придираюсь к мелочам, если дело хоть косвенно связано с музыкой, – работа такая.

– Эх, Юрка, какой ты умный! – воскликнула Маша. И приподняла ворот плаща, укрываясь от очередного порыва ветра. – Но давайте, наверное, мальчики, по домам. Прав был Володя: я уже окоченела!

Володя с облегчением вздохнул – наконец-то нагулялись.

– Тебя домой подвезти? У меня машина на Рымарской припаркована.

* * *

Помня две прекрасные недели в Германии, Володя старался сделать так, чтобы каждая проведенная в Харькове минута тоже стала волшебной и вдохновляющей для Юры. Пусть Володя и не хотел сравнивать эти два отпуска, но все равно сравнивал даже в мелочах. Например, его гостиная с камином была безусловно стильной, но не такой уютной, как Юрин кабинет, – здесь было пусто и уныло. Голые деревья и жухлая трава за панорамным окном тоже радости не добавляли. Но Володя все равно попытался воссоздать похожую атмосферу. Перед тем как отправиться готовить ужин, выключил свет, зажег камин, и по дому заплясали отблески огня.

Мокрый после душа, закутанный в Володин халат Юра заглянул через плечо в сковородку и скривился:

– Фу, это что, стручковая фасоль?

– Да ладно тебе, она же вкусная. А с курицей и рисом тем более. И, кстати, полезно.

– Эх, это не Харьков, а оздоровительный санаторий какой-то. Чувствую, за две недели отпуска я тут не только отъемся, но еще и помолодею лет на десять. – Он весело хохотнул и, чмокнув Володю в щеку, уселся за стол. – Что у тебя там на работе, кстати?

– Ничего особенного. Сходил, забрал кое-какие документы. Нужно будет еще счета проверить, но в целом я теперь в твоем полном распоряжении.

– Супер!

Володя поставил перед ним тарелку. Юра, все еще скептически кривясь, попробовал еду, задумчиво пожевал, хмыкнул, вынес вердикт:

– Не так уж и плохо! – И принялся с аппетитом уминать порцию. – Кстати, и какие у нас планы на эту неделю?

– Не знаю. Ты собирался много куда сходить, Харьков посмотреть. Только надо одеться потеплее. А еще, помнишь, Ира с Женей хотели с тобой повидаться, можем заглянуть к ним в гости. – Он задумался, вспоминая, что еще они планировали на отпуск, когда Юра, ласково улыбнувшись, поманил его пальцем. – Что? – игриво спросил Володя и шагнул навстречу.

Юра вцепился в его футболку, подтянул к себе и, обняв за талию, прильнул к его груди щекой.

– Не хочу никуда ходить, там такая мерзкая погода! Давай весь отпуск просидим дома, будем смотреть фильмы, пить ром и… – Не размыкая объятий, Юра поднял на Володю взгляд. – Не вылезать из кровати.

Володя взъерошил его волосы и широко улыбнулся.

– Это лучший на свете план!

* * *

Следующие две недели действительно стали едва ли не самыми лучшими за всю Володину жизнь. Несмотря на то что каждый их день проходил по одному сценарию, Володе не надоедало и, казалось, не надоест никогда.

Они рано просыпались – Юра неизменно ворчал спросонья, но через силу вставал и, зевая, шел одеваться. В первые дни Володя предлагал ему поспать подольше, мол, он и сам мог бы погулять с Гердой, но Юра был непреклонен.

– В конце-то концов, неужели ты думаешь, я к тебе приехал, Володя? – как-то раз пошутил он, почесывая собаку по загривку. – Нет, конечно, я к ней приехал, только Герде принадлежит мое сердце. Разве я могу отказать ей в прогулке?

После они возвращались в постель. Нежились, лениво разговаривая о чем-нибудь неважном, а потом Юра ненадолго засыпал. А Володя лежал рядом и любовался, стараясь запомнить эти мгновения счастья.

Иногда Володя работал – несмотря на обещание Юре, совсем бросить дела не получалось, приходилось выделять хотя бы пару часов в сутки. Юра не расстраивался, все прекрасно понимая. Он в это время через силу играл на старом расстроенном пианино, правда, с каждым днем его занятия становились короче и реже. Володя беспокоился, что Юра нарушает свой привычный график, но тот отмахивался, мол, отпуск же.

Больше всего Володя ждал вечеров. Раз от раза они проводили их одинаково, но никогда не скучали. Постоянство придавало этим вечерам особенную, семейную окраску.

Юра открывал бутылку рома, ложился на диван в гостиной, пристраивал голову у Володи на груди, и вместе они слушали разную музыку – либо что-то старое, проверенное временем, либо современное, звучащее из каждого утюга. Иногда Юра иронизировал, иногда хохотал и открыто издевался, а иногда сидел молча с закрытыми глазами, а потом пару часов ходил задумчивый.