О чем молчит ласточка

– Ничего, просто отметил, – сказал он, словно не заметив грубости. – Какое-то время мы просто встречались, а о том, чтобы съехаться, даже не думали. Но через год о нас узнали мои родители. Я так рассорился с ними, что пришлось уйти из дома и переехать к Йонасу в Берлин. Мне дико не нравилось зависеть от него. Но я много учился, и снять квартиру не получалось – так я оправдывал сам себя. Йонас уже тогда был гей-активистом, но еще не погряз в политике. Поэтому нам нравился наш гражданский брак. – Юра изобразил пальцами кавычки. – Правда, вспоминаю сейчас те времена и понимаю: жили вообще-то здорово, ходили на разные вечеринки и собрания. Но его квартира была как проходной двор: всегда полно народу, некоторым Йонас даже разрешал ночевать. Но вскоре он задумал создать политическую партию для борьбы за права секс-меньшинств и сделал из нашего дома подобие штаб-квартиры. А мне с моей музыкой требовалась тишина и личное пространство. С тех пор между нами пошел разлад, мы начали ссориться, однажды даже подрались, представляешь? – Юра усмехнулся.

Володе смешно не было. Он не мог даже вообразить, чтобы у него поднялась рука на Юру, тем более из-за музыки. Он проглотил так и рвущееся из горла «Вот урод» и продолжил молча слушать.

– После драки мы не разошлись, но я решил, что лучше жить одному, и стал активно искать квартиру. Но только я переехал, как до меня дошли слухи, будто у Йонаса кто-то появился. А мы вообще-то не расставались, встречались у него три раза в неделю. Я помчался к нему и устроил скандал. – Он хмыкнул и потупил взгляд. – Потом помирились.

– И ты так запросто простил ему измену? – буркнул Володя.

– Я до сих пор точно не знаю, изменил он мне тогда или нет. Он уверял, что его оболгали. Что, кроме меня, у него никого нет и не было, что никто другой не нужен. К тому же ребята, что на него донесли, неожиданно дали задний ход – мол, вроде да, но, может, и нет. Как бы то ни было, после того случая у меня началась паранойя. Я пытался выяснить, когда и с кем он общается, устраивал сцены ревности, а он меня никогда ни к кому не ревновал. Даже обидно как-то. В общем, ссорились с ним мощно, но и мирились тоже… хорошо. Я боялся оставлять его одного, и в итоге мы снова съехались, но на этот раз он перебрался ко мне – моя квартира была больше. Но вместе с Йонасом ко мне переехала вся его тусовка. Не представляешь, какой у нас творился бедлам: я в кабинете, а он с толпами своих соратников и знакомых в гостиной. У него орут друзья, у меня – музыка, Йонас орет на меня из-за музыки, я – на него из-за друзей. И ведь, несмотря на то что занимались они таким благородным делом – политикой, попойки у них были дикие. И не только попойки. Не знаю, как я терпел это почти год! Но терпение лопнуло, когда я застал у себя в спальне, в своей собственной кровати, тройничок!

– С Йонасом? – осипшим голосом уточнил Володя.

Юра воскликнул:

– Нет, что ты! На такое ему не хватило бы наглости.

Он неожиданно замолк. Закусил губу и незряче уставился в окно. Володя видел, что он пытается подобрать слова и это дается ему нелегко, поэтому не торопил.

Собравшись, Юра продолжил:

– В общем, история со штаб-квартирой у меня дома закончилась, мы стали жить как приличная семья. Так могло показаться со стороны, но на самом деле нашу жизнь начала отравлять политика. Она требовала слишком много времени и сил, хотя приходила в его жизнь постепенно. Йонас нуждался в том, чтобы говорить о ней постоянно, а я, выгнав всю ту братию, можно сказать, лишил его этого. Вскоре он открыл комьюнити-центр. Тот самый, куда мы с тобой приходили, – уточнил Юра. – Йонас сутками пропадал там, но, даже когда бывал дома, нам стало не о чем говорить. Я не мог поддерживать его разговоры так, как было нужно ему.

– А как было нужно ему? – не понял Володя.

– Йонас не просто занимался политикой – он ею жил. В начале своего пути такие люди, как он, особенно нуждаются в партнере-единомышленнике. Йонасу нужен был другой человек, такой же, как он сам, чтобы не просто разделял, а болел его идеями вместе с ним. Первое время я пытался разрываться между музыкой и Йонасом, но в конце концов музыка победила. У меня случился прорыв в карьере – я наконец перестал клепать дешевый ширпотреб для магазинов и ресторанов. Это, знаешь, такая специальная пустая музыка, чтобы заполнить тишину, но не отвлекать покупателей. Этими пародиями на искусство я зарабатывал много лет. Но потом заключил договор с лейблом, смог наконец заниматься настоящим творчеством. И с тех пор меня интересовало только оно. А Йонас его просто возненавидел. Он мне однажды сказал, что моя музыка, да и музыка в целом бессмысленна.

– Это же бред! – с жаром воскликнул Володя. – Он что, отрицал ценность искусства?