О чем молчит ласточка

– Нет, даже тогда. А до чего же амбициозным я был!

Володя улыбнулся. Он хотел сказать, что Юра достоин куда большего, но вышел дирижер, и зал разразился аплодисментами.

Зазвучала Шестая симфония Чайковского. Патетическая. Мрачная. Но, слушая ее, Володя сравнивал свои нынешние впечатления с теми, что произвели на него музыка Юры и он сам. В памяти мигом вспыхнул его образ за дирижерским пультом. Какая в нем чувствовалась сила, если не сказать мощь. Володя повернулся, посмотрел на реального Юру – подавленного и надломленного. Что за последние месяцы произошло такого, из-за чего он настолько выгорел?

Если в «Ласточке» Володя его вдохновлял, не мог ли сейчас отравлять? Он отогнал от себя эту бредовую мысль. С чего бы? Тем более говорят, что творцам нужны сильные эмоции – счастье или страдание, а Юра счастлив с ним.

Всю симфонию Володя то и дело украдкой на него посматривал. Юра, казалось, полностью погрузился в музыку – сидел с закрытыми глазами, будто даже не дышал. Но вдруг Володя услышал, что Юра шмыгнул носом. Он не придал этому значения, снова увлекся симфонией, но через минуту рядом послышался всхлип.

Обернувшись, Володя застыл – Юра так и сидел с закрытыми глазами, а по его щекам катились слезы. «До чего же у Юры тонкая впечатлительная натура, – удивился Володя. – Что же он слышит сейчас, какие картины показывает ему Чайковский сквозь толщу веков?»

Видеть его слезы от музыки было странно и трогательно. С одной стороны, хотелось не мешать наслаждаться, но с другой – пальцы сами тянулись к его руке. Оба желания боролись в Володе несколько минут, и в итоге победило второе.

Потревожив соседку справа, Володя снял пиджак и положил его на колени, накрыв им и свои, и Юрины. Под тканью просунул руку, нашел его пальцы, сжал. Юра удивленно посмотрел на него. Володя улыбнулся, а Юрина ответная улыбка получилась вымученной – в его глазах застыли боль и тоска.

Обратно к машине Юра брел медленно, чуть пошатываясь. Не будь Володя весь вечер рядом, подумал бы, что Юра пьян. Он просто шагал, уставившись в асфальт, и молчал. Володе хотелось придержать его под руку.

Остановившись у парковки, Володя развернул его к себе, положил ладони ему на плечи и чуть встряхнул. Тот посмотрел на него стеклянным взглядом. Спрашивать, все ли в порядке, было бессмысленно, как и пытаться выяснить, что случилось.

– Давай поднимемся ко мне в кабинет?

– Зачем? – равнодушно спросил Юра.

– Чаю попьем. – И Володя, не дожидаясь согласия, взял его под локоть и повел внутрь.

Охранника на вахте почему-то не оказалось – может, в туалет отошел? Володя пожал плечами – он всегда носил с собой запасные ключи от офиса.

Зайдя в кабинет, Юра подошел к окну, но даже не взглянул в него, развернулся лицом к Володе, оперся на подоконник и, сложив руки на груди, уставился в пустоту. Володю напугал этот совершенно отрешенный взгляд.

Он быстро подошел к стеллажу, открыл шкафчик, в котором хранил подарочный алкоголь, откупорил одну из пузатых бутылок – то ли коньяка, то ли виски, даже не разобрался. Налил прямо в чайную чашку, стоящую на столе, сунул ее Юре в руки. Тот, видимо, даже не понял, что это не чай – отхлебнул и тут же закашлялся. Посмотрел недоуменно и несколько обиженно, но теперь – хотя бы осмысленно.

– Прости, – сказал Володя. – Мне показалось, ты совсем не в себе.

– Я… – Юра растерялся, обвел взглядом кабинет.

– Юр, что случилось? Мне казалось, поход на концерт воодушевит тебя, но вместо этого ты впал в… прострацию? Даже не знаю, как это назвать.

Юра закрыл лицо руками, надавил на глаза. Покачал головой, прерывисто выдохнул.

– Я не знаю…

Володя шагнул ближе, притянул Юру к себе, поцеловал в висок.

– Что с тобой такое, Юрочка? – выдохнул ему в волосы. – Скажи, как тебе помочь?

Тот качнул головой и прижался к нему так, будто только этого и ждал, уперся лбом в плечо, потерся щекой о пиджак и сдавленно спросил:

– Слышал, как она прекрасна? Симфония. Сколько всего Петр Ильич вложил в нее, сколько рассказал, сколько и как передал… Слушаешь – и будто на самом деле проживаешь всю жизнь за него…

В Юрином голосе звучало нечто необъяснимое – не жалость, не грусть. Казалось, его необходимо утешить. Но как? Володя просто не знал, что сказать, чтобы ненароком не сделать еще хуже.

– Боже, Володь, я просто бездарность, – выдохнул Юра так тихо, что Володя сперва решил, будто ослышался.

– Что? – Он обхватил Юрино лицо ладонями и поднял его голову, заставив посмотреть себе в глаза. – Что ты такое говоришь?

Юра ничего не ответил, но его взгляд выражал так много и будто бы ничего одновременно, что Володя не на шутку за него испугался.

– Глупый. – Он поцеловал его в лоб, затем в подбородок и в щеку. – Я, может, не так уж и много талантливых людей знаю, но ты самый талантливый человек из всех. И разве правильно сравнивать себя с другими? – Он чередовал слова с поцелуями: то в нос, то в губы, то снова в щеки, только бы отвлечь Юру от его ужасных мыслей. – Твоя музыка уникальна, ты вкладываешь в нее себя, и только… как минимум поэтому она бесценна. Слышишь меня?

Юра кивнул.

– Ты веришь мне?