О храбрых, нежных и влюбленных. Сказания пятиречья

Факир нашел приют в той самой роще, где некогда останавливался караван бухарцев. О его приходе объявил глашатай. Люди толпами шли поклониться святому – такой неизреченной мудростью веяло от слов Корана, произносимых устами этого великого знатока арабской и персидской учености.

В тот день Туллха с утра трудился над огромной, в рост человека, вазой для цветов, поэтому жена его одна отправилась на поклонение святому. Там, в роще, она встретила свою ненаглядную Сохни, бледную, осунувшуюся. Вместе со свекровью она направлялась к факиру. Мать и дочь со слезами обнялись. Свекровь и мать – обе просили чудотворца прочесть заклинание, которое принесло бы исцеление их красавице.

Едва лишь Сохни встретила взгляд факира, как на лице ее вспыхнул румянец. Святой взял больную за руку, послушал биение ее крови, сунул в стиснутые пальцы бумажку-амулет, прочел молитву-благословение и сказал:

– Да пребудет с тобой милость Аллаха!

В тот день у Сохни словно крылья выросли. Прежде в этом доме у нее не ладилось ни одно дело, теперь же работа горела в ее руках. Она мигом перестирала груду тахимадов, обмазала глиной возвышение для готовки пищи, вывела на нем затейливый узор.

В полдень, когда вся семья разошлась, Сохни достала амулет и вознеслась к вершинам счастья. Вот что там было написано:

«Мои размышления принесли плоды: снова рука любимой оказалась в моей руке. В первую же ночь новолунья, после полуночи, когда все живое впадает в забытье, приходи в рощу к манговому дереву, что растет возле реки. Только будь осторожна. А я буду ждать восхода своей Луны. Да исполнит Аллах семь ее желаний!»

Вскоре факир вернулся на другой берег Ченаба. Кончились безлунные ночи, наступило новолунье. В тот вечер Сохни изо всех сил торопилась пораньше управиться с ужином. Свекрови ее расторопность пришлась по душе.

– Нынче ты весело работаешь, невестушка! – похвалила она.- Смотри, как скоро со стряпней разделалась. Сегодня мы пораньше ляжем.

– Я, матушка, и впредь постараюсь так делать,- отозвалась Сохни.

Все семейство мирно похрапывало, когда Сохни тихонько выскользнула на улицу. Ночь была до того темна – собственную руку не увидишь. Но вот на небе показался тоненький серп луны. Дорога, деревья, кусты проступили во мгле неясными тенями.

Сохни торопливо шла к роще. Свернула к реке. Как найти в этой кромешной тьме манговое дерево?… Еще несколько шагов – и внезапно чьи-то руки сжали ее в объятиях, подняли с земли. И сразу на душу снизошло огромное счастье. Все мышцы вдруг расслабились. Сохни прильнула губами к волосам Иззата. Он слышал как где-то совсем близко бьется трепещущее сердце возлюбленной, а волосы шевелит хмельной ветер ее дыхания.

– Послушай, Сохни, не полететь ли нам… на седьмое небо?

– Нет, махинвал, мне не нужно седьмое небо,- проговорила Сохни голосом, в котором звенела нестерпимая радость.- Я люблю землю, на которой ты родился, где встретил меня…- И она снова прильнула губами к волосам юноши.

Спустив Сохни на землю, он сказал:

– Да, любовь моя, эта земля – чудо как хороша! Посмотри, как низко опустило ветви манговое дерево. Оно это сделало для нас, чтобы сохранить тайну нашей любви. Вот здесь мы с тобой сядем друг против друга и заведем беседу без начала и конца…

Он достал из-под корней дерева глиняный кувшин, горлышко которого было плотно завязано куском полотна.

– Мой махинвал переплыл с его помощью реку? – спросила Сохни и ласково погладила шершавый бок кувшина.

– Для того чтобы увидеть тебя, мне не надо прибегать к помощи кувшина,- отвечал юноша.- Эти руки справятся с волнами двух таких рек. Мне просто хотелось, чтобы мы сели рядом и вместе поели. Я испек рыбу, уложил ее в кувшин и переплыл с ним бурный Ченаб.

Когда полотно, прикрывавшее горлышко кувшина, было снято, до Сохни донесся сказочный аромат. Махинвал отломил небольшой кусок рыбы и положил в рот возлюбленной.

– Еще, махинвал, еще! – воскликнула Сохни, удобнее устраиваясь в могучих объятиях юноши.

Никакая птица, наверное, не кормит с такой нежностью своего птенца, с какой махинвал кормил свою Сохни.

– Теперь я буду тебя кормить! – заявила Сохни, пересев на траву.- В каком раю достал ты эту рыбу?

– О моя Сохние! В твоих руках простая рыба воистину уподобилась божественной!

В этот миг мир о них не помнил, как и они о мире.

– Какой стройный кувшин,- сказала Сохни.

– Сверху на нем начертано имя Аллаха.

– А что это привязано к горлышку?

– Этот кинжал подарил мне отец, когда я одолел искусство верховой езды. «Пусть этот клинок всегда будет при тебе,-сказал он.-Когда-нибудь он тебе при-

годится». Люди говорят, что у моего отца светлая голова.

– А твоя мать? Она красивая?

– Да, моя Сохние, она была на редкость красивой женщиной, но над ней, как и надо мной, не властны были чары этого мира. Богатство отца тяготило ее. Подобно мне, она вечно томилась по ком-то, кого-то так и не узнало ее сердце… Но ко мне судьба оказалась более милостивой, она же…

– Что – она? С ней случилась беда, махинвал?…

– Она не вынесла разлуки со мной.

– До тебя дошли дурные вести?…