О кораблях и людях, о далеких странах

Значит, Георг тоже еще не освободился. Руди отвечает на стук. Мысли его уносятся вдаль, и Руди чувствует, что рождественские мысли - это хорошие, ласковые мысли, и осторожно ставит одну чистую тарелку на другую.

- ...мы - народ, лишенный жизненного пространства, продолжает капитан, - наши враги навязали нам в Версале позорный договор...

- Опять пошел плясать от печки! - тихо говорит кок плотнику Тетье. Оба они стоят у завешенной марлей двери.

- ...но мы завоюем себе колонии. Это будут самые лучшие колонии в мире...

Руди вытирает досуха стол, выжимает тряпку и ждет.

Только бы капитан поскорее кончил! А тот все говорит и говорит. Но вот Руди показалось, что речь подходит к концу. Он берет лоханку с грязной водой за ручки и ногой осторожно открывает дверь.

- ...и этот истинно немецкий праздник, праздник семьи, мы должны с вами отпраздновать как одна семья.

Капитан делает паузу, но команда так и не знает, кончил он свою речь или еще нет. Слышно, как мотыльки стукаются о лампы.

Осторожно ступая, Руди подходит к борту. Раздается несколько нерешительных хлопков.

- Матросы! - вдруг выкрикивает капитан так, что Руди, испугавшись, едва не падает; раздаются смешки. - Нашему фюреру и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру хайль, хайль, хайль!

Все вскакивают, выбрасывая вперед правую руку. Коекто стоит руки по швам. Снова воцаряется гнетущая тишина. Слышно, как Руди выливает воду за борт. Что-то со звоном скользит по дну лоханки и шлепается в воду.

- Генрих, - вопит буфетчик, - это моя серебряная ложка!

Раздается громкий хохот внезапно почувствовавших облегчение матросов.

Капитан поднимается на две ступеньки по трапу, ведущему к мостику, но вдруг, смеясь, говорит:

- Ах, да! Чуть не забыл! Ставлю команде две бочки пива и две четверти водки!

Гром аплодисментов и крики "ура".

- "Радостен, бла-агостен пра-аздник рождества-аа!" затягивает плотник, как было предусмотрено по программе.

Несколько человек подхватывают песню, но их голоса заглушает громкое шипение: в пивную бочку вставили кран.

- Одна семья? - говорит, горько улыбаясь, Клаус Прютинг. - При раздаче пива! А в другое время?

- Простому человеку они ходу не дают! - вставляет Тетье, корабельный плотник.

Его редкие волосы поблескивают, точно шелковые нити.

Молча перелистывает он книгу, которую Иохен получил от "командования парохода" за "долголетнюю образцовую службу". На темно-синем переплете вытиснены золотой орел и надпись "Адольф Гитлер. Моя борьба".

5

Тихо в матросском кубрике. За длинным столом сидят всего несколько человек: Фите, вечно ворчащий матрос Ян Рикмерс, толстяк Иохен, боцман Иогансен, Георг и Руди.

В конце стола Клаус Прютинг. Он не выпил сегодня ни глотка. Подтянув на скамейку голые ноги, он обхватил их ладонями и смотрит прямо перед собой. Здесь остались только его друзья. Они не хотят покидать Клауса в беде, но и не знают, чем помочь. Клаус - самый младший из матросов, и то, что он командует баркасом, - награда за хорошую службу. В Лобиту, вскоре после того как на палубу была поднята акула, он еще раз вышел в бухту и снял с большой отмели полуперевернувшуюся рыбачью шхуну.

Три африканца - ее команда - кричали и махали руками.

Вокруг шныряли акулы. Клаусу удалось стащить посудину с мели, но у него не было настоящего буксира, а на шелся только короткий стальной трос, который попал под винт. Винт, конечно, разнесло вдребезги, а в моторе лопнул коленчатый вал. Старший механик заявил, что ремонт будет стоить 400 марок. Jапитан сказал, что деньги эти Клаусу придется платить самому, так как он, мол, действовал самовольно. А Клаус так мечтал после этого рейса поступить в мореходное училище.

Жарко в кубрике. Дверь и иллюминаторы крепко закрыты. Это изза москитов. Матросам марли не выдают.

- Толстой свинье вся эта история на руку! А то ему бы попало за этот дизель. Он-то и не заглядывал туда - все детали проржавели.

- Мешок с жиром! - говорит Ян Рикмерс.

- Дизель давно сменить пора - весь уж разболтался, продолжает свою речь Клаус, свертывая сигаретку. - Каюк теперь всем моим мечтам. Пропало мореходное училище, а без него никогда из нищеты не выбраться! И жене никогда подарка домой не пошлешь!

- Брось глупости! Ты должен пойти в училище, а то они так всегда и будут нами командовать, - говорит Гейн Иогансен.

Ян Рикмерс вынимает трубку изо рта:

- Уже больше года, как я свой стаж отслужил, а о мореходном и не мечтаю. Мне на него никогда не вытянуть. Сколько денег-то надо! На костюм и то не соберешь. - Сделав несколько затяжек из своей прокушенной трубки, Ян заключает: - Нет, на мореходное мне никогда не вытянуть!

Тетье-плотник кивает, поддакивая:

- Не дают они нам ходу. Простому человеку ходу не дают.

- Вот как я вернулся с войны, - начинает толстяк Иохен, - у меня тогда всякие планы были. Эльза моя честно ждала меня, и в двадцатом мы поженились. Я все хотел домик себе построить. Небольшой, конечно, - две комнатки, маленькую кухню, ну, может, еще каморку для всякого барахла. И садик хотел развести. Эльза больно солнцецвет любит. Потом, конечно, парочку кроликов, может, и козу...