О культуре и не только

Где сейчас эти качели? Где эта просека? Все покромсано на участки, продано и застроено впритирку. Сколько ни крути головой – горизонта не увидишь. Взгляд бьется об очередной забор и падает в траву, как гнилое яблоко. Разливность и напевность «Подмосковных вечеров» (равно и «Ленинградских») сегодня недосягаемы, потому что разливаться негде. Такие песни возникают в свободном пространстве, на фоне вольного пейзажа. Для современных дачных поселков больше подходит рэп. Искусство короткого дыхания и топтания на пятачке. Подмосковные вечера погибли, как погиб вишневый сад.

У Соловьева-Седого многие песни вечерние. Закатные. «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…» вообще написана в ритме колыбельной, что, конечно, нелегко угадать, когда ее затягивает дважды Краснознаменный александровский хор. «Вечер на рейде», «Вечерняя песня» («Слушай, Ленинград, я тебе спою…»), «Стали ночи светлыми»… «Горит свечи огарочек, гремит недальний бой» – это вечер, «Я хожу в хороший час заката у сосновых новеньких ворот» – без вопросов, «Сердцу хочется ласковой песни и хорошей большой любви» – только после честно отработанного трудового дня, «Заря моя вечерняя, любовь неугасимая» – эротический гимн светлых июньских ночей. Прямо-таки «Песнь Песней» на великолепные стихи Исаковского.

У Соловьева-Седого и ярких, полуденных песен хватает: «На солнечной поляночке», «Пора в путь-дорогу», «Первым делом – самолеты», марш из «Первой перчатки»… Но, похоже, и сам он был склонен к элегической светлой грусти, и соавторов, поэтов, подыскивал себе под стать. Я же говорю: это было очень давно. Когда в только что написанных стихах уже звучала музыка, а в музыке угадывались стихи.

Эти песни нельзя выставить на русских торгах «Сотбис» или «Кристис» – оно и к лучшему, что нельзя, – но по ценности они не уступают забавам Фаберже. Хотя не удивлюсь, если завтра выяснится, что какое-то ОАО лет десять назад продало наши песни в Америку – наравне с «Чебурашкой», там их перепели Мадонна, Майкл Джексон и Бритни Спирс, а единственный русский авторитет в Нью-Йорке – Михаил Барышников – наговорил трогательный вступительный месседж «Песни моего детства»…

Кстати, лирическая песня или гражданственная – не суть важно. Где поставлен знак качества, тавро таланта, – оттуда идеология выветривается, как спирт из дорогого парфюма. Надо только чуть-чуть подождать. И упиваться чистым ароматом.

Проданный смех

17.12.2007

17 ДЕКАБРЯ 1987 года – то есть ровно 20 лет назад – в Центральной клинической больнице скончался русский артист Аркадий Исаакович Райкин. Пройдет чуть больше недели, и мир помянет другого великого комика, первого среди великих – Чарли Чаплина. Он ушел из жизни в Рождество 1977-го.

Их смерти разделены всего лишь десятилетием. Даты рождения отстоят друг от друга на 22 года. Поколение Райкина – следующее за поколением Чаплина, хоть и кажется, что Райкин был еще вчера – вот он, совсем рядом, только оглянись, а Чарли – давно уже легенда. Скорее образ – усики, котелок, огромные башмаки, тесная визитка, штаны мешком и тросточка, – чем реальный человек.

Чарльз Спенсер Чаплин сменил Швейцарию на Историю, будучи 8 8-летним патриархом. Райкин, еще в детстве перенесший ревмокардит, всю жизнь надрывал на сцене больное сердце. В последний день рождения ему исполнилось 76.

Чаплин вырос в нищете, перенес потерю отца (детьми, впрочем, не занимавшегося) и душевную болезнь матери. Голодал, скитался, с ранних лет начал работать, бывал и обруган, и бит. От диккенсовских оборванцев мальчишку с лондонской окраины отличали прагматизм, честолюбие и полное отсутствие сентиментальности. Именно так: в Чарльзе Спенсере Чаплине сентиментальности не было. Зато Чарли, Чарли, смешной чудак – не только комичный до слез, но и до слез трогательный – компенсировал это свойство на экране. Чаплин дважды менял континенты (Европа – Америка – и снова Европа), создал киностудию на паях с Мэри Пикфорд и Дугласом Фэрбенксом, вкладывал и зарабатывал миллионы. Имел привычку жениться и произвел на свет десять, а считая не выжившего первенца – одиннадцать наследников. Из них восемь – в «соавторстве» с последней, любимой молодой женой Уной, дочерью драматурга Юджина О’Нила. А юный Райкин встретил когда-то студентку по имени Руфина Иоффе (домашнее прозвище Рома, сценический псевдоним впоследствии – Р. Рома), и – несмотря на легендарное женолюбие Райкина зрелого – брак этот не распался. Родилось в нем двое детей – Катя и Котя. Екатерина, ставшая актрисой Вахтанговского театра, и Константин, замечательный актер, потомственный худрук.