О мальчике, который умел летать, или путь к свободе

Во-первых, малыш — не раб. Никогда! Ни одной минуты! Он не раб — пока его не сделают рабом. Правда, его ЭПК вроде бы неотличимо от ЭПК раба — за исключением одного принципиального качества: ЭПК раба существует в определенном диапазоне (ниже нижнего предела он гаснет, выше верхнего — идет вразнос), а ЭПК ребенка непрерывно развивается.

Раб — компенсированная личность (одними качествами, развитыми лучше, он компенсирует остальные — развитые плохо или не развитые совсем), малыш — в пределах нормы. Это не та норма, которая будет инструментом и мерой и прибежищем созидателя, — но это норма человеческого развития на этот день. Малыш становится рабом тогда, когда его оперативный энергопотенциал прекращает свой рост. Иначе говоря, когда механизмы психомоторики (в данном случае — стереотипы) настолько компенсируют энергодефицит, что необходимость в росте оперативного энергопотенциала отпадает.

Во-вторых, нет и того дня, когда о ребенке, перешагнувшем первый энергетический кризис, можно сказать, что он стал потребителем. Даже вершина этого периода — возраст граций — не имеет никакого отношения к потребительской сущности. Почему — вы должны понимать по предыдущему случаю: ЭПК потребителя ограничено определенным диапазоном, ЭПК ребенка — непрерывно развивается. До каких пределов? — До очередного энергетического кризиса.

Мы уже назвали срок этого кризиса — приблизительно 8 лет. До этого блистательная психомоторика ребенка легко управлялась с набирающим силу оперативным энергопотенциалом. Но внезапный взрыв — стремительный рост костей — ломает идеальную координацию движений, а с нею и психомоторику. Оперативный энергопотенциал становится плохо управляемым, ребенок выходит из-под контроля — и взрослых, и собственного; его поступки импульсивны; он сперва делает что-то — и лишь затем дает оценку сделанному. Подчеркнем: не себе, не поступку, а только результату. Впрочем, и эта оценка — не его собственная: оценивая под прессом социума, он и меряет сделанное меркой социума — то есть, взрослых.

Чем не кризис? Но мы договорились, что ребенок развивается нормально. Как же ему выйти из кризиса? Мерка взрослых ему неуютна, это — прокрустово ложе. Значит, нужно найти в себе, проявить, материализовать такую собственную мерку, которая позволила бы обуздать разбушевавшийся оперативный энергопотенциал — разумеется, по возможности не ограничивая его свободы. И ребенок находит ее. Эта мерка — он сам.

Какой замечательный, какой фантастический, какой судьбоносный день в его жизни! Как жаль, что ни он сам, ни окружающие этого не осознают.

Но скоро это почувствуют все!

Подобный день в его жизни уже был однажды: день, когда он сказал: «я сам»; день, когда он себя осознал.

Теперь же он сказал себе — и готов это отстаивать перед всем миром: «я прав».

У него хромает психомоторика — на нее плохая надежда, но оперативного энергопотенциала более чем достаточно, есть на что опереться, есть чем подпереть свою мерку. Но мерка — только инструмент. Им должен кто-то работать. Энергопотенциал в этом деле вообще ни при чем — у него другие функции; психомоторика могла бы, но не сейчас; сейчас она все упростит, сведет к стереотипам — только дело испортит. Но ведь есть еще критичность! Вот когда она выходит из тени и заявляет: «а между прочим, мера — это мой инструмент, и ничей больше». Она берется за дело — и сразу делает его хорошо.

Что она делает? Чувство кристаллизует в мысль.

Ребенок стал отроком.

Обращаем ваше внимание: судьба ребенка, уровень развития его ЭПК зависят от того, насколько свободно развивается его оперативный энергопотенциал. О полной свободе говорить не приходится, всегда есть пресс, который зажимает рост самопорождающегося механизма ЭПК. Но одни дети выдерживают это испытание, протискиваются под прессом — полагаете, на свободу? как бы не так! — под следующий пресс. При этом происходит эффект, как при перебросе электрона с одного уровня на другой — появляется новое качество: они прорываются со второго этажа на третий, и тут оказывается, что это уже не тот человек, который был вчера. Он иначе видит мир (множество работы, которую необходимо сделать), он иначе реагирует на ситуации (его не страшит ни столкновение, ни даже поражение — не хочет себя потерять, и только поэтому он иногда бережется), он узнает одиночество (ведь только в одиночестве чувство превращается в мысль).

Это, как вы помните, норма.

Сейчас нас интересуют другие дети — те, что не успели проскочить под прессом — и на всю жизнь остались под ним.

Почему они застряли?

Проскочить — пороху не хватило; простите — оперативного энергопотенциала.

Почему же развитие их оперативного энергопотенциала было столь роковым образом угнетено? Иначе говоря, что ж это за пресс такой, что не дал им развиться нормально, сформировав из них потребителей?

Это — ближний социум.

Назовем его: 1) родители и родственники, 2) воспитатели и учителя, 3) сверстники.