О привидениях и не только

Еще в этом странном мире жили художники, они рисовали картины, а критики приходили и рассматривали их в лорнеты.

– Нет ничего оригинального в этих картинах, – говорили критики. – Все те же старые краски, старая перспектива, старый закат, старое море, и суша, и небо, и фигуры. Зачем эти несчастные тратят попусту свое время и рисуют картины, если они могут с бо́льшим успехом залезать на стремянки и красить дома?

Кстати, вы, вероятно, обратили внимание – ничто не волнует критика сильнее, чем мысль о том, что художник понапрасну тратит время. Такая трата времени возмущает критика, он полон возвышенных идей о ценности чужого времени. «Боже, Боже! – говорит он сам себе. – За то время, что этот человек потратил на рисование картины или сочинение книги, он мог бы почистить пятнадцать тысяч пар сапог или поднять вверх по стремянке пятнадцать тысяч ведерок с известковым раствором! Вот так человечество и теряет время».

И ему даже в голову не приходит, что если бы не картина или книга, художник, вероятнее всего, слонялся бы по улицам с трубкой во рту и напрашивался на неприятности.

Это напоминает мне о том, как обращались со мной, когда я еще был мальчишкой. Сижу я, к примеру (золото, а не ребенок), и читаю «Логово пирата», и тут какой-нибудь образованный родственник заглянет мне через плечо и воскликнет: «Ба! Зачем ты тратишь время на такую чепуху? Почему бы тебе не пойти и не сделать что-нибудь полезное?» – и отнимет книгу.

Мне приходилось вставать и идти «делать что-нибудь полезное», а через час я возвращался домой, как после сражения, потому что провалился сквозь крышу оранжереи фермера Бэйта и раздавил его кактус, но объяснить, как я попал на крышу оранжереи фермера Бэйта, я решительно не мог. Лучше бы меня оставили в покое и дали дочитать «Логово пирата».

Художники той страны, что мне приснилась, услышав, что говорят критики, бросали рисование, покупали стремянки и шли красить дома.

Потому что, понимаете ли, приснившаяся мне страна не была одной из тех вульгарных обыкновенных стран, которые существуют наяву и где люди позволяют критикам болтать, сколько тем угодно, но никто не обращает на их слова ни малейшего внимания. Там, в той странной стране, критиков принимали всерьез и следовали их советам.

Что до поэтов и скульпторов, им тоже быстро заткнули рты. Мысль о том, что образованному человеку захочется почитать современную поэзию, когда существует Гомер, или захочется взглянуть на какую-нибудь статую, помимо Венеры Медицейской, была просто смехотворной. Поэты и скульпторы попусту тратили свое время.

Не помню уже, какое новое занятие им порекомендовали, но, разумеется, что-то такое, в чем они совершенно не разбирались и к чему оказались совершенно негодными.

Музыканты какое-то время продержались, но и от них тоже не было никакой пользы. «Всего лишь повторение одних и тех же нот в разных сочетаниях, – сказали критики. – К чему людям тратить время, сочиняя неоригинальную музыку, когда они могут подметать перекрестки?»

Один человек написал пьесу. Я поинтересовался, что сказали о нем критики, и мне показали его гробницу.

Когда в стране не осталось ни художников, ни литераторов, ни драматургов, ни музыкантов, население этой просвещенной страны сказало: «А почему бы нашим дорогим критикам не покритиковать нас? Критика полезна человеку. Разве нам этого не говорили так часто? Посмотрите, какой полезной она оказалась для художников и писателей – спасла этих бедняг и не дала им попусту тратить время. Почему бы нам тоже не получить от критики пользу?»

Они предложили это критикам, и те нашли мысль превосходной и сказали, что с удовольствием возьмутся за это дело. Надо заметить, что критики никогда не уклоняются от работы. Если нужно, они готовы сидеть и критиковать по восемнадцать часов в день, и даже если это совершенно не нужно, тоже. Невозможно перегрузить их поводами для критики. Они готовы критиковать всех и вся в этом мире, и в загробном тоже. Полагаю, бедняге Плутону приходится с ними нелегко.

Так что стоило человеку построить дом или курице снести яйцо, как критиков приглашали высказать свое мнение. Выяснялось, что не построено ни одного оригинального дома. Коридоры на каждом этаже – это просто копии коридоров из других домов, и построены все дома по одному и тому же затасканному плану: внизу подвалы, первый этаж на одном уровне с улицей, наверху чердаки. Ни у кого ни капли оригинальности!

То же самое происходило и с яйцами. Каждое снесенное яйцо напоминало все остальные.

Тяжелая у них была работа.

Критики критиковали всё. Когда юная парочка влюблялась, она не спешила жениться, а спрашивала совета критиков.

Нечего и говорить, что в результате ни один брак не состоялся.

– Моя дорогая юная леди, – говорил критик, проведя свою инспекцию. – Я не нашел ровным счетом ничего нового в вашем молодом человеке. Выйдя за него замуж, вы попусту потеряете время.

А молодому человеку сообщалось следующее: