О социализме и русской революции

Но посмотрим, как согласуется этот реализм с пролетарской тактикой вообще. Российскому пролетариату рекомендуют руководствоваться в своей боевой тактике тем, чтобы преждевременно не подкапывать силы либерализма и не изолироваться от него. Но если это называется «бестактной» тактикой, то я опасаюсь, что всю деятельность и всю историю германской социал-демократии придется признать одной сплошной бестактностью, ибо, начиная с агитации Лассаля против «фортшриттлеров»^*

и до настоящего момента, весь рост социал-демократии совершается на счет роста и силы либерализма, каждый шаг вперед германского пролетариата подкапывает фундамент под ногами либерализма. И то же самое явление сопровождает классовое движение пролетариата во всех странах. Бестактностью придется назвать Парижскую коммуну, столь изолировавшую французский пролетариат и так смертельно запугавшую либеральную буржуазию всех стран. Не менее бестактным придется признать выступление французского пролетариата в знаменитые июньские дни, которыми он себя как класс окончательно «изолировал» от буржуазного общества. Еще бестактнее было в таком случае открытое выступление пролетариата в Великой французской революции, когда он в середине первого же революционного движения буржуазии своим крайним поведением запугал ее и бросил в объятия реакции, подготовляя таким образом эпоху Директории и ликвидацию самой великой революции. И наконец, самой великой бестактностью придется уже считать, несомненно, историческое рождение пролетариата на божий свет как самостоятельного класса (аплодисменты), ибо оно-то и положило начало как его «изолированному положению» по отношению к буржуазии, так и постепенному упадку буржуазного либерализма. Но не показывает ли и здесь история самого революционного развития России, насколько немыслимо, по существу дела, избежать пролетариату тех «бестактностей», которыми пугают нас под угрозой служить невольными пособниками делу реакции.

Уже первое выступление российского пролетариата, открывшее собою формально эпоху настоящей революции — я имею в виду 9 января 1905 г., — сразу резко изолировало пролетарскую тактику от либеральной, отрезало революционную борьбу улицы от либеральной кампании банкетов и земских съездов, упершейся в тупой угол. И дальше каждый шаг, каждое требование пролетариата продолжает изолировать его в нынешней революции. Стачечное движение изолирует его от промышленной буржуазии, требование восьмичасового рабочего дня изолирует его от мелкой буржуазии, требование республики и Учредительного собрания изолирует его от либерализма всех оттенков, наконец, конечная цель — социализм — изолирует его от всего мира. Таким образом, здесь нет и нельзя провести границы. Пролетариату, руководствуясь боязнью, как бы не изолировать себя от либерализма и не подкопать почвы у этого последнего, пришлось бы отказаться последовательно от всей своей борьбы, от всей пролетарской политики, от всей своей истории на Западе и, между прочим, от всей настоящей революции в России. Дело в том, что то, что принимается за особенные условия и задачи специального этапа в истории пролетариата — его положение по отношению к либерализму при условиях борьбы со старой самодержавной властью, — это в действительности условия, сопровождающие историческое развитие пролетариата от самого его рождения и до самого конца. Это — основные условия пролетарской борьбы, вытекающие из того простого факта, что пролетариат является на историческую сцену вместе с буржуазией, растет на ее счет и, постепенно эмансипируясь от буржуазии в этом процессе, приближается к окончательной победе над нею. Менее всего возможно пролетариату изменить этой тактике в настоящее время в России. В прежних революциях классовые противоречия раскрывались только в течение самих революционных столкновений. Настоящая российская революция есть первая, исходящая из вполне созревших и сознанных классовых противоречий капиталистического общества, и тактика российского пролетариата не может искусственно затушевывать этого факта.