Давид Никитич никогда не задавал дурацкие вопросы типа «Как жизнь? Что нового?». Эти праздные, ничего не значащие, дежурные вопросы он избегал, потому что жил другими категориями. Его вопросы были полезные как для него, так и для собеседника. Например «У вас в театре нехватка национальной драматургии. Посмотрите такой-то роман, такого-то писателя. Любопытная вещь». Однажды при Л.Инджиеве, М.Нармаеве спросил, кто надоумил поставить театр в таком месте. Даже в 30-х годах театр сделали в центре. Потеснили ЦК.
В другой раз мэтр рассказал как прорвался будучи молодым еще поэтом в гостиницу к приехавшему в Элисту Семену Липкину и Баатру Басангову и дал тетрадь со стихами, чтобы оценили его творчество. Очень хорошо отзывался о Б. Басангове. Когда узнали, что арестовали Анджура Пюрбеева, они с Баатром Басанговым пошли на квартиру к Пюрбеевым, чтобы забрать его рукописи. Анджур Пюрбеев просил Баатра Басангова, еще до ареста, вплотную заняться эпосом. А.Пюрбеев собирал материалы и сам переводил некоторые главы эпоса с поэтом Исбахом. Б.Басангов сказал, что надо сохранить эти бумаги для истории. Следователи, которые искали компрометирующие материалы Пюрбеева, просмотрев рукописи, отдали им. «Ставь пьесы Баатра Басангова. Читай эпос на калмыцком», – не раз говорил мне поэт. И всегда при окончании разговора Давид Никитич спрашивал: «Ну, ты читаешь "Джангар" на калмыцком языке?».
Московский композитор Кирилл Акимов играл мне у себя дома в Москве свою партитуру оперы "Сар-Герел" по сказке Кугультинова и постановка должна была состояться в Харьковском театре оперы и балета. Музыка оказалась потрясающая и очень национальная по содержанию. Калмыцкую музыку он знал. Для моей пьесы и спектакля «72 небылицы», который был дважды поставлен в калмыцком театре, он написал музыку. Мы записали ее на всесоюзном радио. Исполнял оркестр под управлением Вячеслава Мещерина. Это была знаковая фигура в музыкальном мире в то время. Композитор Акимов написал музыку к спектаклю «Дурочка» Лопэ Де Вега, для спектаклей театра "Советской Армии", для чувашского и марийского театров.
Оказывается Давид Никитич помогал ему вступить в союз композиторов. Он чувствовал талантливых людей и считал долгом помочь. И тот в знак благодарности написал музыку к спектаклю-сказке «Сар-Герел». Композитор и поэт зажглись этой идеей. Но не нашелся оперный режиссер и потом смена власти в театре. Пока все тянулось, композитор Акимов умер. Творческий акт не состоялся. Кугультинов об этом харьковском проекте нигде не говорил. Когда на какой-то встрече я рассказал Давиду Никитичу, что слушал на рояле музыку к опере "Сар-Герел", мэтр удивился. И очень сокрушался, что умер Акимов и проект не состоялся. Партитура сохранилась у жены Акимова.
Кугультинов и монголы.
Звонок. По телефону плохая русская речь с монгольским акцентом:
– Борис Андреевич, это вы?
– Я, конечно, это ты Амр?
Амр расхохотался.
– Вы меня узнали?
– А как же не узнать режиссера-монгола! Знаковая фигура на всем безбрежном азиатском континенте! – поддерживаю представителя Монголии.
– Мы с женой приедем к Вам. Вы там же живете? – на плохом русском изъяснялся Амр. Ранее Амр ставил у нас дипломную работу – спектакль "Гномобиль" Драйзера.
– Помогите организовать встречу с Давидом Кугультиновым. Никто не может. В министерстве культуры отказались, говорят сами ищите выход на него.
Амр приехал с женой Сувд и водкой «Чингисхан». Рассказал, что все эти годы работал в Монголии, ставил спектакли. Помогал в Польше. Они с Сувд организовали в Монголии свой телевизионный канал. В Калмыкию привезли ансамбль «Нюанс», это четыре певца из монгольского оперного театра. Дали 3 концерта и хотели записать Давида Никитича для телевизионной передачи. Министерство культуры почему-то отбоярилось и мне пришлось лично договариваться с мэтром о записи.
Я позвонил Давиду Никитичу. Извинился за назойливость и объяснил суть дела. Давид Никитич болел, плохо чувствовал себя, но для братьев-монголов, сказал надо собрать все силы.
– Когда, где? – спросил мэтр. – Давайте завтра силы соберу. В 13 часов дня, в 11 я отдыхаю и в 3. Два часа хватит?
– Вполне, – успокоил я пожилого человека. Ему тогда было лет 79–80 лет.
На следующий день мы в 13 часов дня стоим у главного входа театра. Подъезжает «Волга». Все монголы и я бросились к машине. Проводили поэта внутрь театра. Заранее приготовили диван, кресло. Мэтр сел и спросил:
– Что говорить?
– Амр сказал, что хотите говорите, мол потом в Монголии смонтируем.
К слову, в Монголии на гастролях нам говорили братья по крови, что если монгол сказал «маргаш», т.е. завтра, то никогда не сделает, не вернет, не придет, не исполнит. Так и получилось.
– Что, начинать? – спросил Д.Н. Кугультинов у монголов.
– Начинайте, – скомандовал артист оператор.
Д.Н. плохо уже видел, он положил свою руку ко мне. Я сидел рядом и сказал:
– Я тебя буду держать, чтоб никуда не сбежал.