О театре и не только

Главным художником Калмыцкого театра в 1968 году был Дмитрий Вячеславович Сычёв, ростом под два метра, грузный, лысоватый, сократовский лоб. Москвич. Оформлял спектакли в студии при Мейерхольде. В общем, та ещё птица. Мама упоминала его фамилию в Сибири, но это как-то не зацепилось в памяти. После знакомства с режиссёром Александровым Л.Н. я был на ассистентской практике в 1965 году, в фойе театра повстречался с Сычёвым. Я его сразу узнал. Скорее понял, кто это. Идёт огромная, грузная фигура навстречу и говорит: «Товарищ режиссёр, с Александровым познакомились, а мною брезгуете? Позвольте представиться, Сычёв Дмитрий Вячеславович, художник. В афишах пишут главный художник, но я этого не чувствую. Живу в съёмной квартире, в землянке, у бани, у Ермошкаева». Я опешил. Не понял, в каком ключе он ведёт разговор со мной. То ли серьёзно, то ли шуткует. На всякий случай я представился: «Борис». И вдруг Сычёв даёт мне конфетку и говорит: «Для вдохновения. Ну, как будем общаться, на «вы» или на «ты»? Извините, конечно, что я так сразу. В Ленинграде я не учился, академий не кончал. Вот только мельком пообщался с мейерхольдовской братией».

Сказав про братию, Сычёв улыбнулся. Я начал бормотать что-то вроде «чего тут, зовите меня на ты». Дмитрий Вячеславович сделал поклон головой и вымолвил: «Благодарствую. Мать твою видел. Она же работает в столовой № 2? Не будете так любезны посетить её заведение и за знакомство откушать по 50 грамм коньяку». Я с радостью согласился. Кто бы ещё со мной так разговаривал в бытность. Сычёв сразу меня обезоружил своим изысканно снисходительным обращением. Мне это понравилось. Пришли в столовую № 2. Сейчас на том месте медколледж. Это был единственный пищеблок в центре и очень популярный. У входа в столовую, как всегда, блаженный Василь Васильевич делал свой коронный номер – ласточку. Он стоял на одной ноге, разведя руки в стороны, а другую ногу, свободную, убирал назад. В те годы это было достопримечательностью Элисты.

В столовой Дмитрия Вячеславовича обслуживали вне очереди. Он был уважаемый посетитель. «Что будете, уважаемый режиссёр?» – спросил Дмитрий Вячеславович. Он специально подал меня так уважительно, чтобы кассирша-буфетчица усекла, с кем, мол, имеет дело. Кассирша сразу: «Садитесь, Дмитрий Вячеславович, сейчас принесут заказ». Столовая, кстати, была на самообслуживании. Нам на подносе принесли заказ. Сычёв произнёс: «Благодарствую, Бося!» Только мы пригубили по 50 грамм коньяку, подошла мама, кассирша уже настучала маме. Мама поздоровалась с Сычёвым, села, поговорили о здоровье, и мама ушла.

Вот так произошло знакомство с Сычёвым. Ну как после этого вести себя неблагодарно. Первый свой спектакль, через несколько месяцев, я сочинял с Сычёвым. Это была пьеса Виктора Розова «Затейник». Я рассказал, о чём спектакль и что бы хотелось видеть в оформлении. Герой живёт на югах, на курорте, в какой-то халабуде. Работает затейником в затрапезном доме отдыха. Герой опустился, пьёт. Ведёт праздную жизнь. Молодость профукал, с женой связка не получилась. В общем, живёт, как в клетке. Сычёв уцепился за образ клетки и сотворил жилище героя в виде большой клетки. Альянс состоялся. Разница в возрасте в 35 лет была не помеха. Потом мы ещё работали совместно. Дмитрий Вячеславович приглашал меня домой, в Москву. Я был не однажды на улице Каштоянца в Москве. Ездили к нему на дачу. Пили домашнее вино.

Вели праздную жизнь. Жена и дочь сочиняли нехитрую закусь, отведав которой, мы шли купаться. Это тоже было творчество домашнего быта. Дмитрий Вячеславович как создавал оформление в спектаклях, так создавал и домашний уют для гостя. Тот человеческий ритуал, созданный вокруг меня, я навсегда запомнил и премного благодарен этому замечательному человеку и художнику. Такое же уважительное отношение было ко мне в Архангельске, со стороны главного режиссёра Эдуарда Симоняна.

Когда мы с Дмитрием Вячеславовичем и с Александровым иногда шли по Пионерской улице, я представлял, будто иду со Станиславским и Немировичем-Данченко. Только я портил их ансамбль. Шли два гиганта, в смысле роста, и я, маленький, непонятно почему-то путающийся у них в ногах и внося диссонанс в их вальяжное, эпохальное движение вперёд к светлому будущему. А светлое будущее было уже не за горами. Их почему-то сразу отправили на пенсию. Дмитрий Вячеславович говорил: «Я бы ещё поработал, но молодой очередной (художник Ханташов) что-то городит вокруг моей персоны. Надо уйти подобру-поздорову». Вот такая правда жизни. Сычёв и Александров тоже находили общий язык и творили на благо калмыцкого искусства, как бы это патетично ни звучало. Что было, то было.