О театре и не только

– Проводи меня, – сказал Кваша. Безуглова подбросили на Черняховского, а мы позже вышли у дома Кваши. Закурили. А артист на взводе снова стал крушить ту власть и современную. С балкона сделали замечание: «Игорь Владимирович, нельзя ли потише? Уже глубокая ночь». Кваша извинился, и мы зашли за угол. «Ты, понимаешь, Борис, – начал на шёпоте актер, – некоторые сейчас не могут понять хорошо или плохо, что Сталин убивал миллионы. А некоторые по-прежнему думают, что было за что. Миллионы загублены! А мы всё маемся и ищем ответа – хороший или плохой был тиран! Естественно, плохой! Нет! Талдычат своё! Это загадочная русская душа? Нет! Мракобесие! Русский народ тут не причём! Это он всех держал в страхе! В страхе держал свою власть! Чуть ли не каждый десятый в стране был «враг народа»!

Вот пишут сейчас, что Сталин сделал коллективизацию, индустриализацию. За это его, мол, надо благодарить! Чушь плебейская! А ты знаешь, Борис, что после гражданской войны страна оказалась в глубокой ж…., отстала от Запада по всем параметрам. Крестьянство в деревнях обнищало. Жрать нечего! Индустрии никакой! В армии только конница! После смерти Ленина Сталину стали говорить и советовать, что надо подниматься с колен. Иначе Запад задавит. И ушлый усатый усёк это. А теперь коллективизацию, индустриализацию приписывают ему. Конечно, он позже бросил клич. Был бы другой начальник, тоже бы начал с этого. Но какой ценой досталась эта коллективизация, индустриализация?! Раскулачивание, аресты технической интеллигенции, позже «дело врачей». Миллионы исчезли! Паранойя какая-то!» – Кваша снова закурил.

«Перед войной пересадил многих военных полководцев! А в войну опять появились «враги народа». Выслал малочисленные народы! Больших республик побоялся. Ропот будет. Не так поймут. Выслали часть, чтобы другие боялись! В войну все страдали, голодали, умирали, но вы, калмыки и другие жили с таким уничтожающим политическим довеском, ярлыком «враг народа»! Что не соскребёшь этот ярлык! Весь народ обвинили! Дальше некуда! А его прихвостни-окруженцы боялись его и поддакивали ему. А мы маемся, решаем, хороший он был или плохой! Маразм, мракобесие! У меня много друзей и знакомых евреев, которые сидели во всех лагерях страны. Реабилитировали. Ну и что? Судьбы-то загублены»! – и Кваша резко бросил пустую пачку. А в паузе я встрял невпопад: «А вы в «Современнике» ставили спектакль «Большевики»… Кваша не дал договорить, перебил: «Да, это же был ранний «Современник». Мы тогда верили во всё это. К съезду делали. Мы тоже были в плену той идеологии. А сейчас зенки раскрылись! «Крутой маршрут» Гинзбурга видел? О репрессированных каторжанках. Так что, Борис, эта канитель долго будет продолжаться, потому что народ наш любит диктаторов. И царей-тиранов любили и ничего с этим не поделаешь! Давай прощаться. Завтра у меня в 12 часов телевидение».

И мы расстались. Приехал к другу и записал весь монолог в очередную записную книжку. Не для передачи, конечно, в ФСБ, а для памяти. А когда два года назад узнал, что талантливый актёр, настоящий гражданин, ушёл ТУДА, то подумал, что стало на одного, сочувствовавшего нашему народу, меньше.

СЕРГЕЙ ФИЛИППОВ

1963 год. Ленинград. Театр Комедии находится на Невском проспекте, 76. А внизу Елисеевский гастроном, и рядом остановка автобуса №7, где я пристроился в очереди за высоким мужчиной. Он повернулся и, увидев меня, взял за плечи и, улыбаясь, пропустил вперед. Я в этом человеке сразу узнал знаменитого в то время артиста Театра Комедии Сергея Филиппова. Он принял меня, видимо, за китайца. Тогда китайцы были в моде. Студентов много.

Алмазов – это касса, реклама, публика! – говорил персонаж Филиппова в фильме «Укротительница тигров».

Я, как раз в это время проходил студенческую практику у главного режиссера этого театра Н.П. Акимова. Филиппова видел только в спектаклях, а за кулисами не встречал. И входил по пропуску на практику и на спектакли со служебного входа. Поэтому видел весь текущий театральный репертуар. Несколько раз смотрел «Ревизор» Гоголя, где Сергей Николаевич играл Осипа, слугу Хлестакова. Это был тот еще слуга. Раньше играли просто, а у Акимова Осип (С. Филиппов) не уступал Хлестакову (Н.Трофимов). И кто слуга, кто хозяин растворялось, стиралось. Слуга в исполнении Филиппова был настырный, напористый. Отсюда возникал постоянный конфликт хозяина со слугой, причем гоголевский текст не менялся, а новизна ощущалась. Ленинградская дотошная публика ржала над Филипповым и над новым прочтением Гоголя.