О театре и не только

– Хитер. Дипломат. Молодец…! Я знал многих ленинградцев, которые тоже пострадали от власти… – и любимец публики глубоко задумался.

А я курил и не мешал его размышлениям. – Вот Леня Быков тоже снимался в «Укротительнице тигров», какой комедийный актер! А ему пичкают лирических героев. Он и удрал на студию «Довженко». И снова замолчал.

Артист, смешивший всех в СССР, маялся от душевной тоски, был постоянно грустен. Он тяготился своей популярности на улице и искал успокоения в дебрях житейского уклада. Он хотел уединения, и в то же время искал общения. Он искал и ждал ответа на свои душевные тупики, а его друзья и знакомые порхали в житейских радостях и не очень-то вникали в его состояние. Это проскальзывало в его рассуждениях, но он никого не осуждал.

Мы еще несколько раз встречались по случайной оказии. Телефона у него не было. Не хотел, что ли? А я по приезду искал его. Но каждая встреча была тягостной. Он на короткое время оживал, а потом опять уходил в свои раздумья. При встрече я предлагал пойти в «Дом Искусств» на Невском, но любимец публики наотрез отказывался. За все время знакомства я никогда не видел его в другом измерении, кроме первой встречи. Его слава в СССР была безграничной. Его знали все, а сейчас Филиппова знает, к сожалению, только старшее поколение. После смерти главного режиссера театра Комедии Н. Акимова Сергей Николаевич ушел на студию «Ленфильма».

В те далекие годы, общаясь с известными деятелями театра и кино, которых я не считаю ровней, испытывал благоговение и любопытство. Они интересовались нашей республикой и сочувствовали трагедии нашего народа. Сергей Филиппов относился к этому типу людей.

ЛЮДМИЛА КАСАТКИНА. Встречи

Мое знакомство с Народной артисткой СССР Людмилой Ивановной Касаткиной произошло в 1992 году в Москве, когда я приехал на дипломный спектакль калмыцкой студии ГИТИСа. Случилась оказия с транспортом, и на экзамен я примчался к самому началу. Комиссия уже сидела. Председатель усадил меня рядом с Касаткиной Людмилой Ивановной. Ну, думаю, хорошая компания: в Москве, в ГИТИСе, да рядом с народной артисткой. После шпыняния и утюжения со стороны незабвенного руководства и министерства я вдруг почувствовал себя не тем, что я есть дома, где за много лет мне не доводилось сидеть в комиссии, в президиуме, преподавать тоже не приглашали. Этим занимались актеры, которых самих надо учить. Сижу в Москве, в комиссии среди народных. На время потерял чувство реальности и свою значимость в этом временном пространстве. Смотрю на сцену, думаю: кончится эта двухчасовая ирреальность, уеду, и начнется абсурдная фантасмагория провинциальной жизни. Зашибленные гениальностью актеры, поэты, писатели и другие бумагомаратели, руководители с внутренней аномалией и вывихнутые люди начнут нести ахиниаду, и окажешься в своей родной стихии, которая порождает никчемную сибурду (симуляция бурной деятельности) с песнями и танцами.

Но тут началось действие на сцене, и от горестных мыслей я вернулся на гитисовскую сцену. На сцене ваял студент-дипломник Виталий Надбитов. Студенты показывали «Провинциальные анекдоты» А.Вампилова. Сам ставил эту пьесу в те далекие времена. Тогдашний министр культуры съегозил: «Шагаев театр опустил до провинциальных анекдотов». Ему было невдомек, что это хорошая драматургия, которую ставили Товстоногов в Ленинграде, «Современник» в Москве. А через 30 лет Вампилову поставят памятник в Москве и Иркутске. Да что уж теперь. Не боги горшки обжигают. А на сцене выпускник Виталий Надбитов ваял искусство. Был естественен, убедительные зоны молчания, притягивал внимание зрителя. Касаткина улыбалась, а я был горд за студента-земляка. Закончился один анекдот. Перерыв. Пошли курить.

Мы с Сергеем Гадановым и студентами стояли стайкой у окна. Курим. Подходит Касаткина.

– Познакомьте меня с главным режиссером?! – и протягивает мне руку.

Я, конечно, не ожидал такого внимания к своей персоне и растерялся. Руку подал и поцеловал. Не свою черную, а руку красивой, улыбающейся дамы. И брякнул несусветно глупое:

– А я вас видел еще в Сибири, в «Укротительнице тигров». Касаткина, держа мою руку, зарделась, улыбнулась и молвила:

– Ой, когда это было! Я тогда молодая была.