Очень радует меня Боба. Мама пишет о нем, что он работает, не щадя живота. Хотя в этой запойной работе есть какое-то самооглушение, какое-то убегание от себя, но в результате он и сам не заметит, как из него сделается квалифицированный первостатейный инженер. Дружит ли он по-прежнему с Мариной. Пиши мне спешной почтой: Москва 72, ул. Серафимовича, 2, Дом ЦИКа, Кольцову для Корнея Чуковского.
Интересно, что, приехав, я найду в своей семье двух незнакомцев: Колю и Лушу. Луши я не видел полгода. Что
Милый Коля. Тут неразбериха. Смирнова прогнали, но
Милый папа.
Что с тобой случилось? Где ты сломал ребро? Чем ты отравился? Обо всем этом мне сообщил Эйхлер, и я не знаю, что и подумать. Напиши сразу. Не нужно ли, чтобы мама или кто-нибудь приехал к тебе? Я пока, конечно, маме ничего не говорю, чтобы понапрасну ее не тревожить.
Главное домашнее событие — история с Бобой. Он, несчастный, бегает, мечется, не знает, за что ухватиться, чтобы только не ехать. Пока ничего не добился. Ну, да тебе все известно.
Встретил Шкловского. Он рассказывал мне о невероятных успехах твоих московских выступлений. «Обольщает младенцев», — сказал он.
Получил от Эйхлера длиннейшее письмо и ровно ничего из него не понял. Ни о твоей болезни, ни о моих делах. С одной стороны, он пишет, что все мои книги до сих пор не пошли в производство, с другой — что верстка Чарльза Робертса будет готова через шесть дней. Вот тут и разберись.
А верстка бы мне очень пригодилась. Раз верстка, значит и деньги — ведь 40 % — 864 рубля — причитаются мне при подписании к печати, то есть при верстке. Я совсем обнищал. Фильма моя даст мне денег не раньше марта
[325], а у Таточки воспаление легких, у Гульки грипп, у меня сапоги развалились, у Марины нет пальто, и вообще все к чертовой матери.Как с «Русской Америкой» и «Одним среди людоедов»
[326]?Был в издательстве и справлялся о твоих «От 2 до 5». Там суматоха, ответили: — в производстве, скоро выйдет.
Я схожу туда еще 31-го, узнаю подробнее и тебе сообщу.
Не идет ли в Москве моя фильма «Частный случай»? Здесь идет. На мой взгляд, она ужасна. К довершению всего Трауберг за последние дни перед пуском заменил все надписи новыми, и 3/4 из них безграмотны. Но с ним говорить невозможно — он всем доволен.
Послезавтра выходит «Звезда» с моим рассказом
[327]. Напиши о своем здоровье сразу же.29 янв. 1934 г.
[Рукой М. Н. Чуковской]:
Надеюсь, что все это выдумки — Ваши болезни? Напишите!
Милый папа.
Когда ты едешь в Узкое? До какого числа тебе можно писать на больничный адрес?
Мама, по-моему, в нерешительности. Не знает, ехать ли ей в Москву, или нет. Узкое ее, кажется, не прельщает.
У Бобы все пока хорошо. Сегодня он был у меня и показывал наряд на Среднюю Волгу. Пошел туда наниматься.
Таточке делали реакцию Перке. Просвечивали. Туберкулез у нее не обнаружен. Но, оказывается, сердце сильно расширено. Железы совсем не в порядке. В легких какие-то тени — вероятно, последствие воспаления. Температура — 37,4. Превратилась в заморыша. Быть может, мы ее отправим в санаторию. На днях это выяснится.
Хуже всего, конечно, что нет денег. Эйхлер прислал мне обнадеживающее письмо, и с тех пор от него ни слуху, ни духу. А между тем я убежден, что верстка моего Чарльза Робертса готова. Следовательно, они мне уже должны последние 40 % — 860 рублей. Если увидишь Эйхлера, скажи ему об этом. Пусть пришлет, я измучен долгами, безденежьем. Мне нужно 1000 рублей в месяц, а я с трудом натягиваю 500–600.
Поправляйся. Пиши мне о своем здоровье. Ты мне очень редко пишешь.
Твоя переводная пьеса
[328]находится у мамы. Напиши издательству (или мне), как быть с версткой «От 2 до 5-ти» [329].14 февр. 1934.