Барьер здесь толкает на то, чтобы прослеживать один за другим уменьшающиеся отрезки пути, которые проделывает стрекоза, и суммировать их. Между тем есть более простое решение, которое маскируется барьером, а именно: определить время до встречи поездов (и следовательно, время пребывания стрекозы в полете).
Совершенно аналогичный барьер мы встречаем в другой задаче: с определенной угловой скоростью вращается диск заданного диаметра. Вдоль его диаметра от одного края диска к противоположному непрерывно с постоянной скоростью летает муха, совершая причудливую траекторию. Спрашивается: какова будет длина проделанной мухой в течение часа траектории, если пренебречь временем посадки мухи на край вращающегося диска? Решение задачи и здесь сводится к учету времени полета мухи с известной скоростью.
Примером аналогичной запутанности условий может служить следующий. Дается задача: 7 рыбаков съедают 7 осетров в 7 дней. За сколько дней 100 рыбаков съедят 100 осетров? Барьер подсказывает — за 100 дней, тогда как ответ: за те же 7 дней.
Трамплином ко всем такого рода задачам служит один и тот же прием, а именно удаление, исключение из условий задачи того материала, который был введен в нее умышленно, чтобы осложнить ее решение и запутать испытуемого. Но для этого последний должен догадаться, что задающий ему задачу намеренно пытался его запутать.
Точно так же барьер в задаче с рыбаками, съедающими рыбу, легко преодолевается, если цифра 7 не будет повторяться 3 раза, толкая испытуемого на то, чтобы определить, сколько один рыбак съест рыбы в 1 день. Это легко сделать, если сказать, что 7 человек съедают 7 рыб за какую-то единицу времени (скажем, за неделю), следовательно, по 1 рыбе на человека. Отсюда прямо вытекает ответ на заданный вопрос.
Барьеры подмены разнородного. Оба предшествующих типа барьеров требуют порой длительного повторения вычислительных операций для своего формирования и хотя бы временного закрепления в сознании испытуемого. Напротив, барьеры, основанные на быстром переходе от приемов одного порядка к приемам совершенно иного порядка, могут возникать мгновенно, сразу же после первого испытания.
Таков барьер, основанный на смене приемов языкового общения, а именно звуковой речи на речь жестов. Задача: «В магазин приходит немой. Каким жестом он покажет продавцу, что ему нужен молоток?» От слушателей требуется, чтобы они движением руки, кисть которой сжата в кулак, имитировали вбивание гвоздя. После этого задача продолжается: «А теперь в тот же магазин приходит слепой. Как он даст знать продавцу, что ему нужны ножницы?» Слушатели в ответ поднимают руку и, раздвигая и сдвигая два пальца, имитируют движение ножниц.
Барьер, возведенный с самого начала как переход от звуковой речи к речи жестов, закрепляется у слушателей, как правило, сразу же. Между тем ясно, что слепому, способному говорить, вовсе не требуется прибегать к языку жестов.
Аналогичный же барьер возникает, когда внимание испытуемого с вычислительной стороны вопроса переносится на грамматическую, этимологическую. Здесь мы имеем пример, обратный тем, которые были разобраны выше. Задача: «Как надо сказать: дважды два есть пять, суть пять, равно пяти или просто пять?»
Здесь барьер отделяет и устраняет из поля зрения как раз вычислительную сторону вопроса, намеренно фиксируя лишь его грамматическую сторону.
Как правило, барьер работает в этом случае у большинства опрашиваемых. Я задавал эту задачу специалистам-математикам, в том числе и зарубежным, и убеждался, что барьер работает и у них так же, как у обычных людей. Такова другая, еще более простая задача: «Как надо написать словами: пять и семь — адиннадцать или одиннадцать?» Но это только для школьников!
На подобном же барьере-подмене построена задачка для детей младшего возраста: «Шел дождь и два студента. Сколько всего?»
Барьер-подмена фигурирует, например, в «Недоросле» Фонвизина, когда Митрофанушка на вопрос: «Дверь — какая часть речи?» — отвечает: «Котора дверь? Если эта, то прилагательное, а если та, что стоит в сарае, то пока существительное». Здесь грамматика подменяется отношением реальных вещей.