«Здравствуй, лейтенант Володька! Только что с тобой расстался и уже соскучился… И вообще очень мне не хватает тебя здесь. Появись ты сейчас, пошли бы — нет, не пошли бы в мое излюбленное кафе, где я встречаюсь обычно с москвичами, ленинградцами и киевлянами, а купили бы поллитровку (очевидно, „Выборовой“) и пошли бы раздавливать ее ко мне, благо жена на две недели уехала и не будет этого обязательного: „Ах, что же ты не предупредил? Чем же закусывать будете? Кроме колбасы, у меня ничего нет…“ — и побежит гладить скатерть.
Нет, мы с тобой просто на клеенке и закусь — какие-то там сардинки, колбасу и сыр прихватим вместе с поллитрой. И выпьем по первой — ты знаешь за что! — за ребят там… и сразу же по второй, и только потом закурим (о, это спасительное, оттягивающее поминутное свертывание цигарки…). Закурим, если ты не привык к „Голуас“ (я полюбил с первого же дня), могу предложить беломорину, семилетней, правда, давности — уезжая, я велел прислать мой „Беломор“, и вот с тех пор и сохнет на полке.
Что же для начала разговора могу сказать тебе? Прошлялся я с тобой все эти сорок дней по Москве и смеялся твоим, увы, не частым смехом, и плакал твоими слезами… Многое ты во мне расшевелил. И солдатское тебе спасибо за это. И за то, что в собственную часть вернулся. Я в конце 43-го тоже в свою дивизию вернулся (правда, не в полк, а в саперный батальон, но тот самый, сталинградский, где много друзей было). А отпуск по ранению у меня был короче твоего — всего 10 дней. И из своего бакинского госпиталя я попал не в столичную „благоденствующую“ Москву, а в Киев с проторенными в сугробах тропинками на разрушенном Крещатике, но мать застал живой и все 10 дней мучительно боролся с собой, чтобы не матюкнуться при ней… Ну, давай еще по одной…
И „Сашку“, и „Знаменательную дату“, само собой разумеется, прочел залпом. И сидя потом в кафе на бульваре Сен-Жермен и разглядывая проходящих красавиц и парней с сережками в ушах, всё злился на вас — тебя, и Сашку, и Димку, — что шляетесь там по всяким пивным барам и не приходит вам в голову, что собутыльник-то ваш ждет вас, а вас всё нет и нет… И вообще-то фронтовиков здесь совсем нет, один только на всё наше кодло (кроме профессоров в университете), да и тот из политработников…
Ну, ладно. Точка. Ещё раз спасибо! Без дураков. И впредь держать так. Жму руку. В.».
Вот такое письмо я получил от Виктора Платоновича в марте 82-го года. Боюсь, что, начав с этого письма, мне трудно будет сказать что-то более значимое об авторе «Окопов», потому что в нем, по-моему, Виктор Некрасов сказал очень много и о себе, и о своей нерадостной жизни в Париже. Но все же попробую…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное