О власти

235. Против раскаяния. Не люблю эту трусость в отношении собственного поступка; не следует так легко предавать самого себя под натиском внезапного стыда и смущения. Скорее уж тут уместно чувство безусловной гордости. Наконец, какая и кому от этого польза! Ни один поступок раскаянием назад не вернешь; равно как не вернешь его «прощением» или «искуплением». Надо быть теологом, чтобы уверовать в силу, способную «загладить» и «вывести» вину: мы, аморалисты, предпочитаем вовсе в вину не верить. Мы, напротив, считаем, что всякое действие в корнях своих ценностно-идентично, – равно как и то, что действия, обращенные против нас, несмотря на это, с экономической точки зрения, могут быть полезными, общежелательными действиями. В отдельных случаях мы, возможно, и признаем, что каких-то поступков легко могли бы и избежать, – просто в совершении его нам благоприятствовали обстоятельства. Но кто из нас, при благоприятных-то обстоятельствах, не совершил бы целый набор преступлений? Поэтому никогда не надо говорить: «этого и того тебе не следовало бы делать», а всегда и только: «как странно, что я уже сотню раз этого не сделал». – Наконец, лишь немногие действия суть действия типические и в этом смысле действительно являют собой аббревиатуру личности; в свете того, до какой малой степени большинство людей представляют собою личности, редко какой человек характеризуется своим деянием. Деяние по воле обстоятельств, сугубо поверхностное, сугубо рефлекторное, как ответ на внешнее раздражение, свершившееся прежде, чем глубины нашего бытия были им затронуты, спрошены. Вспышка гнева, рывок руки, удар ножа – что в этом от личности! Деяние очень часто влечет за собою застывший взгляд и скованность, несвободу – словно воспоминанием о нем человек заворожен, словно себя он все еще ощущает лишь придатком своего деяния. Это душевное расстройство, этот своего рода гипноз нужно побороть в себе первым делом: отдельный поступок, каким бы он ни был, в сравнении со всеми остальными действиями человека все равно что нуль, он может быть не в счет и никакой счет при этом не исказит. Дешевый интерес, который может проявить к нему общество, дабы все существование наше свести только к одному направлению, как будто вся цель и смысл его только в том и заключается, чтобы одно-единственное это деяние искоренить, самого автора деяния заражать не должен: к сожалению, сплошь и рядом именно это и происходит. Тут все дело в том, что всякое деяние с необычными последствиями влечет за собой душевное расстройство – неважно даже, хорошие это последствия или скверные. Посмотрите на возлюбленного, только что заручившегося верным обещанием; на поэта, которому рукоплещут в театре – по части torpor intellectualis[85] они ни в чем не отличаются от анархиста, к которому только что нагрянули с обыском.

Есть действия, недостойные нас – действия, которые, признай мы их типичными для себя, низвели бы нас в более низкий разряд. В таком случае надо избежать только одной ошибки – признания данного действия типичным. Есть, однако, и обратный род действий, которых мы недостойны: исключения, рожденные особой полнотой счастья и здоровья, волны наших высочайших приливов, которые однажды столь высоко вздыбил шторм, случай – такие поступки и «деяния» не типичны. Никогда не следует судить о личности художника по его творениям.

236. А. Человек все еще беспутен и страшен в той мере, в какой сегодня еще представляется необходимым христианство…

В. С другой точки зрения, оно вовсе не нужно, а, напротив, сугубо вредно, но действует притягательно и соблазнительно, потому что отвечает болезненному характеру целых слоев и типов нынешнего человечества… вдохновляясь христианством, они уступают своим внутренним наклонностям – декаденты всех мастей.

Следует строго различать между А и В. В случае А христианство – снадобье или, по меньшей мере, средство обуздания (при некоторых обстоятельствах оно вызывает болезненные состояния, что может оказаться полезным, дабы сломить дикость и грубость человеческой натуры).

В случае В оно само есть симптом болезни, усугубляет декаданс; оно противодействует общеукрепляющей системе лечения, то есть инстинкт больного здесь направлен против того, что для него целебно.

237. Партия серьезных, достойных, вдумчивых – и противостоящее ей скопище диких, нечистых, непредсказуемых бестий; это просто проблема содержания животных – при этом укротитель должен на своих зверей действовать устрашающе и сурово, внушать им ужас.

Все существенные требования должны ставиться с брутальной непреложностью, то есть с тысячекратно преувеличенной суровостью: даже само исполнение требования должно представать в огрубленном виде, вызывая почтительный страх; например, обесчувствливание со стороны брахманов.

* * *

Борьба с канальством и скотством; как только будет достигнута определенная степень обуздания и порядка, нужно разверзнуть как можно более ужасающую пропасть между очищенными и возрожденными – и всем прочим остатком…