О всех, забывших радость свою

Выйдя из храма, я решил тут же направиться в большой корпус и навестить отца Михаила. Медленно, боясь себя растрясти, я доковылял до главного корпуса и у самого входа остановился отдышаться. Такое большое расстояние я проходил впервые после операции, поэтому немного испугался — а как вообще назад-то пойду?

«Ладно, посмотрим по ситуации, — подумал я. — В крайнем случае, с охраны позвоню в отделение, заберут на коляске».

Лифта пришлось ждать минут десять. Наконец лифт спустился вниз, и все, кто был, зашли внутрь. Старушка — вахтер — нажала на пятый этаж, и мы поехали вверх. По громкой связи внутри кабины сообщили, что нужно забрать больного на пятнадцатом этаже. После пятого я сказал, что мне нужно на седьмой этаж.

— Как скажешь, милок, — ответила бабушка.

На этаже было светло и почти не было людей. Я подошел к посту, где сидела молоденькая медсестра в белом чепчике.

— Извините, вы не скажете, как мне пройти в реанимацию к отцу Михаилу?

Она подняла голову и ответила:

— По коридору прямо, потом направо. Как войдете, повернете еще раз направо, и входите через дверь с табличкой «Пост №4». Там через стекло можете посмотреть, поговорить с помощью карандаша и листа бумаги. Хотя говорить сейчас там не с кем. Он в коме. Да и наденьте бахилы.

— А к нему подойти нельзя?

— Нет, не разрешается, только родственникам и то обычно, чтобы попрощаться.

— Спасибо.

Я надел бахилы и пошел по коридору. Повернул направо, как сказала сестра, открыл дверь с надписью «Пост №4» и вошел в небольшое помещение, где была лавочка, столик и мутное стекло, через которое я и увидел лежащего отца Михаила.

Слева от него лежал мужчина с густыми черными усами, которые уже наполовину смешались со щетиной.

Это был тот самый таксист Валера, подвозивший меня ночью. Он же был тогда со мною в «подвале».

Я присел на лавочку — то ли от удивления, то ли от усталости. По телу побежали мурашки.

С минуту я молчал. Затем собрался с силами и, стараясь не смотреть на Валеру, обратился к отцу Михаилу:

— Отец Михаил, здравствуйте. Даже не знаю, как все это воспринимать. Что это все — воображение мое больное или реальность? Вы лежите тут без сознания, но тогда откуда я вас знаю?

— Куда ты записала калий? На какую страницу? — раздался голос медицинской сестры.

— Скажите, отец Михаил, зачем все это было? Зачем вообще вы приходили? Вас Бог, что ли послал? Тогда почему он напрямую ко мне не обратился? Так было бы проще и понятнее. Сейчас в моей голове каша, весенняя распутица и кисель одновременно. Столько вопросов и ни одного ответа…

— На третьей странице посмотри! — произнесли за дверью.

Я прислушался и машинально открыл храмовую брошюрку на третьей странице:

«Сейчас я вам прочту еще один отрывок:

…Господь отвечал Иову из бури и сказал: кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь?

Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее, чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых, чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала, как разноцветная одежда, и чтобы отнялся у нечестивых свет их и дерзкая рука их сокрушилась?

Нисходил ли ты во глубину моря и входил ли в исследование бездны? Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной? Обозрел ли ты широту земли? Объясни, если знаешь все это.

Кто проводит протоки для излияния воды и путь для громоносной молнии, чтобы шел дождь на землю безлюдную, на пустыню, где нет человека, чтобы насыщать пустыню и степь и возбуждать травные зародыши к возрастанию?