О закрой свои бледные ноги. Статьи о русском символизме

Когда поэт прошел разные фазисы внутреннего своего развития, и проникся ясным сознанием единства Природы, его охватывает художественный экстаз. Гармонически соединяя свое «я» с безграничной Всемирностью, он проникается или бесконечно-печальным желанием слиться со Вселенной, потеряться в ней, как ручей теряется в Океане, или, наоборот, жгучим желанием вспыхнуть во всём блеске своего единичного существования, ярко возникнуть в узких рамках своего «я», прежде чем навеки исчезнуть в бесконечном море Мировой Красоты. Первое чувство есть художественный пантеизм, символизованный в своей центростремительной силе, второе – художественный пантеизм в своей силе центробежной. Оба они сливаются воедино, представляя солнечную и теневую сторону одного и того же явления.

Два эти оттенка нашли свое выражение в двух различных, но однородных творчествах, в поэзии Тютчева и Фета. Я сказал бы, что в строгой и суровой поэзии Тютчева нашло свое воплощение мужское начало, тогда как в нежной поэзии Фета, полной голубых красок, воплотилась красота женственности. Тютчев смотрит на жизнь суровым взглядом. Фет влюблен в жизнь, как в женщину, но в то же время он слишком философ, чтобы не понимать, что он срывает последние цветы. И потому он любил их настолько, что с жадной торопливостью спешил насладиться ими сполна, он опьянял себя их ароматом, он окружил себя такой роскошью разнородных и разноцветных цветов, что во всех его песнях вы чувствуете их светлую душистую пыль. Он любил любовь и женскую нежность с такой силой, что в его поэзии слова смешиваются с поцелуями, и всё его творчество озарено чисто-женственным изяществом, полным ласки, намеков, и недомолвок. Ни у одного из русских поэтов нет таких воздушных мелодических песен о любви. Глубоко поняв это чувство, Фет воссоздает в своей поэзии полную его гамму от самых легких идеальных мечтаний до самой торжествующей страсти.

Возьмите например его прозрачное и нежное, как трепетанье крыльев бабочки, стихотворение, где он описывает девушку, на другой день после того как она поняла, что такое любовь.

«Из тонких линий идеала,Из детских очерков челаТы ничего не потеряла,Но всё ты вдруг приобрела.Твой взор – открытей и бесстрашней,Хотя душа твоя тиха;

Но в нём сияет рай вчерашнийИ соучастница греха»[112].

Это идеальное чувство любви приобретает двойную красоту, когда Фет соединяет его с воспроизведением мимолетных состояний из жизни Природы.

«Сядем здесь, у этой ивы.Что за чудные извивыНа коре вокруг дупла!А под ивой как красивыЗолотые переливыСтруй дрожащего стекла!

Ветви сочные дугоюПерегнулись над водою,Как зеленый водопад;Как живые, как иглою,Будто споря меж собою,Листья воду бороздят.В этом зеркале под ивойУловил мой глаз ревнивыйСердцу милые черты…

Мягче взор твой горделивый…Я дрожу, глядя, счастливый,Как в воде дрожишь и ты».

Возьмем другой полюс любви, тот момент, когда счастливый влюбленный задыхается от страсти.

«Какое счастие: и ночь, и мы одни!Река – как зеркало, и вся блестит звездами;А там то… Голову закинь-ка да взгляни:Какая глубина и чистота над нами!О, называй меня безумным! Назови

Чем хочешь! В этот миг я разумом слабеюИ в сердце чувствую такой прилив любви,Что не могу молчать, не стану, не умею!Я болен, я влюблен; но, мучась и любя, —О, слушай! о, пойми! – я страсти не скрываю,И я хочу сказать, что я люблю тебя —Тебя, одну тебя люблю я и желаю!»[113]

«Я болен!» Этот возглас может напомнит мудрые слова одного эллинского философа: «Религия – болезнь, но болезнь священная».

Такой же деликатностью языка и двойственностью очарования отличаются те стихотворения Фета, где он выступает неменьшим маэстро, стихотворения из жизни Природы.