Оберон

Бирьяр опустил голову, пытаясь уложить полученную информацию. Мона смотрела в никуда и качала головой. Пара миллиметров, туда-сюда. Словно неслышно ругала кого-то. Да наверное, и ругала.

Послышался вежливый стук. Горничная. Пришла подмести или сменить постельное белье. Бирьяр попросил зайти попозже и услышал в ответ невнятные извинения. Мона даже не заметила. Он рискнул взять ее за руку.

— Обидно, — сказал он.

— Мы должны все исправить, — ответила она. — Так не может продолжаться. Это воровство стоило многих лет труда. Веронику нужно арестовать и выслать. В профсоюзе начать расследования и чистки. Неизвестно, насколько глубоко проникла эта зараза.

— Я доведу до сведения местного суда, — сказал Бирьяр. — Мы разберемся.

— Суда? Ну нет, надо пойти и арестовать ее. Самим. Она разрушает важнейший из колониальных миров, а ты губернатор.

— Я понимаю. Правда. Но раз она нарушает законы Оберона, это дело местного суда. Если я собираюсь вмешаться, придется действовать с большой осторожностью.

Мона отдернула руку. У Бирьяра внутри все оборвалось, заныл узел в спине. Он поджал губы и продолжил:

— Мне приходится строить из страха и надежды. Страха прихода «Бури» и «Тайфуна» и надежды, что они не придут. Наша лучшая политика — казаться всемогущими, но милосердными. Даже терпимыми. Когда построим больше кораблей, накопим опыта, обеспечим верность местной полиции и армии, вот тогда сможем навязывать здесь свой путь. Мы пока в самом начале. Я должен быть осторожен, чтобы не перегнуть палку.

От досады глаза Моны выглядели чужими, а губы дрожали. Бирьяр чувствовал, как наружу просятся извинения, но они прозвучали бы так, будто он очень хочет дать ей то, что ей нужно, и очень сожалеет, что не может.

— А если платежи на самом деле идут не ей?.. — сказала Мона. — Что, если в ее декларации все правда? Может, она часть преступного синдиката. Тот человек, он кто? Который с рукой. Может она работать на него?

— Я скажу нашим людям проверить. В случае подтверждения примем меры.

— Мы примем меры в любом случае, — ответила Мона. — Я — глаза Лаконии в крупнейшем в мире комплексе сельскохозяйственных исследований. Ты — губернатор планеты. Если мы не сделаем ничего, тогда зачем мы вообще здесь?

— Давай потише, пожалуйста.

— Вот только не надо меня опекать, Бирьяр. Это действительно важный вопрос.

— Мы пока живы, Мона, — рявкнул он. — Ведем борьбу, выявляем самые очевидные угрозы, устраняем их и всеми силами стараемся поддерживать впечатление, что можем куда угодно принести и обрушить всю нашу сокрушительную мощь, просто пока не хотим.

— Потому что на самом деле это неправда, — сказала Мона.

— Пока что. Со временем мы окрепнем. Мы можем подавить любую систему, но не все сразу. Так и управляем. Присутствуем, оказываем влияние, по необходимости применяем силу и любезно позволяем самоуправление, пока других вариантов нет.

— Самоуправление? — Об голос Моны можно было порезаться. — Дуарте отправил нас сюда, чтобы мы своими глазами оценили ситуацию. И реагировали. Что нам с тобой еще остается, кроме самоуправления?

— Их самоуправление, — ответил Бирьяр. — Не наше.

* * *

Старик оседлал железный барный стул на задворках склада. Пылинки танцевали в лучах, бивших сквозь дыры в обшивке под самой крышей, где местные крысоголуби — по сути, и не крысы, и не голуби — прогрызли норы в поисках укрытий. Агнета, перетаптываясь, ждала рядом с пистолетом в руках. Старик раз за разом прокручивал ролик правительственных новостей: бедный коленопреклоненный ублюдок на платформе бормочет несколько слов. Cловно древнеримский император, дарующий жизнь или смерть взмахом большого пальца, губернатор кивает, и палач вышибает заключенному мозги. На моменте выстрела старик каждый раз начинал смеяться. Не весело, а издевательски.

— Умора... — снова сказал он сквозь смех, постукивая пальцем по застывшему на экране изображению губернатора Риттенаура. — Этот мужик... просто, мать его, нечто...

— Он шлепнул одного из своих только чтобы сделать заявление, — заметила Агнета.

— Прикинь? А знаешь, кто страдает таким дерьмом? Актеришки. Позеры.

Заметив выражение ее лица, старик спрятал терминал в карман.

— Невелика доблесть казнить своих. Проще всего убить тех, кто тебе подчиняется. Все эти «мы придерживаемся строгих стандартов» я уже видал. Эффектно, да, ведь вспомни, кто страдает этим дерьмом. Но очень дешево.

— Ну не знаю, босс. Меня впечатлило, — возразила Агнета.

Издалека донесся визг электромотора, и грохот отъезжающей железной ограды. Услышав это, старик поднялся с места.

— Вот, а не должно бы, — заметил он, направляясь к погрузочной платформе. — Что там у нас? Уверена, что они и правда ругались? Он и его жена.

Агнета пожала плечами. Она не любила, когда босс начинал рассуждать о двух разных вещах одновременно. Ей казалось, что он перестаёт держать руку на пульсе, когда начинает распыляться.

— Орали друг на друга, — ответила она. — Ваш человек в местной обслуге разобрал только часть.