Ее ногти, обычно блестяще накрашенные, сегодня были без лака и выглядели старыми и желтыми. «Когда это ее руки стали такими узловатыми?» — с приливом грусти подумал Дэн.
— Я знаю, но… — Он поежился. — Просто хочу быть полезным.
— Понимаю. — Она передала ему кружку, затем сделала глоток из своей. — ДЕРЕК, — позвала она. — ЧАЙ! — Посмотрела в сторону окна и прокомментировала: — Погода меняется.
— Да, — согласился он. Последовала небольшая пауза, а затем он спросил: — Так есть ли что-нибудь? Я имею в виду, что я могу сделать. Чтобы быть полезным. Любая мелкая работа по дому или… я мог бы заскочить за тобой в магазин или починить что-нибудь сломанное…
В дверях появился отец со своим обычным отстраненным, безразличным видом, и Дэн замолк на полуслове.
«Я так люблю своих детей, — однажды сказал Патрик в пабе, уставившись в свой пинтовый стакан. Должно быть, прошло несколько месяцев после рождения Би, и он весь вечер ликовал, хотя и был явно измотан, но внезапно задумался и даже стал сентиментальным. — Я бы сделал для них все, что угодно, ты же знаешь. Но мне немного странно и грустно, потому что я знаю, что наш отец не испытывал к нам таких чувств. Ты понимаешь, что я имею в виду?»
Дэн тогда был поражен — никто не хотел бы сталкиваться с мыслью, что родители их не любят, — но должен был признать, что Дерек Шеппард никогда не был приятным мужчиной. Обнимал ли он когда-нибудь своих мальчиков? Мог прилюдно поцеловать жену? Он много лет работал архивариусом в тогдашнем Мидлсекском университете и всегда выглядел так, словно предпочел бы листать старые бумажки, а не общаться с другим человеком.
— Привет, сынок! Рад тебя видеть. Чему же мы обязаны такой великой честью?
Даже в простом вопросе отца звучал сарказм. Дэн открыл было рот, но мама опередила его.
— Он заскочил, чтобы быть полезным. Сделать что-нибудь по дому, — объяснила она.
— Вот оно что? — Отец нахмурился, как будто это было плохо, дерзко, и Дэн почувствовал, что испытывает желание отступить, как во время детских сражений. Затем он выглянул в заднее окно — слава богу! — лужайка выглядела какой-то лохматой. Зои, возможно, и отклонила бы его предложение о стрижке, но отец всегда ворчал по поводу необходимости следить за газоном. Может, это его шанс?
— Давайте подстригу вам газон? — предложил он.
Родители переглянулись, между ними замелькали невысказанные вопросы. Наконец отец пожал плечами.
— Если хочешь, — ответил он.
— Это было бы очень любезно с твоей стороны, Дэниел, — добавила мать.
Дэн улыбнулся им обоим и допил свой чай, но не мог избавиться от ощущения, что они… ну, в общем, потакают ему. Не воспринимают всерьез. Неужели он как-то неправильно все понял?
Спустя некоторое время он вытащил из сарая косилку, повернул голову и увидел, что они наблюдают за ним из гостиной. Мама помахала ему рукой, и он помахал ей в ответ. Это было хорошее, полезное дело, напомнил он себе, когда отец открыл заднюю дверь, чтобы показать ему, где лежит удлинитель. Определенно, дело, достойное его списка добрых дел. Он решил, что только ради этого можно вынести любую неловкость.
В это время в Чизвике Лидия изо всех сил пыталась сосредоточиться. Она работала в магазине недалеко от Хай-стрит. Здесь продавались мягкие подушки и покрывала, а также керамика, ксилографии и украшения местных ювелиров, и она обычно находила это место успокаивающим. Воодушевленная своим боссом Джонатаном, который всегда говорил ей, что, работая на него, она зарывает в землю свои таланты, она сама шила множество чехлов для подушек из мягкого твида или тканей «Либерти»[15]
, с принтами приглушенных расцветок, и всегда было что-то, что нужно было сделать, даже при таком малом числе клиентов, как сегодня. Но ее мысли продолжали кружиться вокруг вчерашнего телефонного звонка, и теперь, оглядевшись, она поняла, что ее охватывает отчаяние. Хватит ли этой работы, чтобы поддержать их, если Патрик решит изменить статус-кво? Неужели она вот-вот получит грубый и страшный финансовый пинок?Лидия всегда любила шить, с самого детства. Еще в шестом классе ей предложили место в университете на факультете дизайна костюмов, и она тщательно изучала на курсе детали моделей — корсеты! пошив одежды! модную одежду и многие другие прелести — так долго и упорно, что даже сейчас помнила измятые, исписанные страницы в конспекте. Но когда ее мама, Элеонора, в том году заболела, школьная работа больше не казалась приоритетной, и, пока ее друзья продолжали учиться, Лидия проводила свои дни, упорно ухаживая за матерью, желая, чтобы ей стало лучше. «Конечно, я поправлюсь, — говорила Элеонора, сжимая руку Лидии. Ее пожатие было слабым, как у феи, едва заметным. — Как только я поправлюсь, мы отправимся в Австралию, чтобы отпраздновать это, слышишь? Я всегда хотела показать тебе мои любимые пляжи, мой город. Что ты думаешь насчет этого?»