– Он все еще ждет взаимности, я же вижу. Ты ничего не можешь с этим поделать, но надеюсь, он с собой справится.
– Ну конечно! Хочешь, я отдалюсь от него, я могу…
– Не говори глупости. Ты с ним каждый день работаешь, он должен выздороветь самостоятельно.
– Он выздоровеет благодаря тебе, Армель. Я впервые вижу, чтобы он так привязался к кому-то, и скоро стану для него просто воспоминанием.
– Надеюсь, ты права…
Войдя в гостиную, Маэ сразу поняла: что-то не так. При свете беззвучно работающего телевизора она увидела отца, распростертого на диване. Его голова свешивалась вниз почти до пола.
В больнице Сен-Брие Эрван находился в реанимации в критическом состоянии. Приехавшая «Скорая помощь» доставила его быстро, и он по-прежнему был без сознания. Армель не хотела оставлять Маэ одну, и они вдвоем поехали за «Скорой». В приемном покое, где их попросили подождать, было безлюдно. Здесь, как и всюду после новогодней ночи, наступило затишье.
– Есть здесь настоящий кардиолог, – пробормотала Армель, – или на дежурстве одни практиканты? Загреметь в больницу в праздничный день – то еще везенье!
Маэ сидела, обхватив голову руками, и чувствовала себя совершенно разбитой. Отец был единственным родным человеком, и ей было страшно его потерять. Достаточно ли она заботилась о нем в последние годы? Работа занимала все ее время, может быть, временами она была невнимательна… Тем не менее, она не оставила его в одиночестве – чего он больше всего страшился. Эрван жил в своем доме, мог брюзжать сколько вздумается, капризничать, когда дочь ставила перед ним тарелку. Не покинув родительский дом и отказавшись даже от мысли перевезти Эрвана в дом для престарелых, Маэ таким образом пыталась вернуть ему долг за то, что он давал ей в пору ее отрочества и юности – по крайней мере, она в это верила.
– Не вини себя, – сказала Армель, наблюдавшая за нею. – Даже вчера вечером ты не оставила его в одиночестве. С того дня, когда его разбил первый инсульт, ты была образцовой дочерью.
– Если бы я сегодня не пошла гулять…
– Стоп! Я знала, что ты это скажешь! Глупо так думать, ты и сама понимаешь.
– У него даже не было сил позвать на помощь.
– Ты не можешь держать его за руку круглосуточно. Такова жизнь, Маэ, ты должна ее принять.
– А если он не очнется? Если так и умрет, не приходя в сознание?
– Мы не всегда успеваем попрощаться. Твой отец отойдет в мир иной со спокойной совестью – он хоть и зануден, но никому в жизни не причинил вреда.
В сумке Маэ завибрировал телефон, и она выключила его, даже не посмотрев, кто звонит.
– Мадемуазель Ландрие! – позвал ее врач, появившийся в дверях приемного покоя. – Идите за мной, пожалуйста.
Она встала, бросила растерянный взгляд на Армель, которая ей подбадривающе улыбнулась, и пошла за врачом. Они прошли коридор в полной тишине, сопровождаемые только скрипом линолеума под ногами. Перед дверью с окном-иллюминатором врач остановился.
– Ваш отец пришел в сознание, но я не буду вас обнадеживать. У него обширный инфаркт, и я не могу дать благоприятный прогноз. Его сердечно-сосудистая система уже была в катастрофическом состоянии, и наши усилия ни к чему не привели. Я должен вас также предупредить, что у него сейчас спутанное сознание. Вам стоит, не откладывая, попрощаться с ним. Мне очень жаль.
Он толкнул дверь, пропуская Маэ вперед.
Похолодев от ужаса, она подошла к кровати, на которой лежал ее отец, опутанный электродами и трубками. У него было землистое лицо, а глаза, казалось, провалились внутрь. Он упрямо повторял одно и то же слово, судорожно дергая головой:
– Хватит… хватит… хватит…
На секунду он застыл и посмотрел на Маэ невидящим взглядом.
– Папа! – повторила она громче.
Больничный халат сполз, оголив плечо, и она прикрыла его рукой.
– Ма… хватит! Хватит!
Эрван узнал ее, но не мог говорить, его рот выговаривал только одно слово. На его виске вздулась вена, а пальцы судорожно вцепились в простыню. Он силился что-то сказать, но задыхался.
– Я здесь, папа, – сказала Маэ, наклоняясь к самому уху отца.
Он испустил что-то, похожее на бульканье, и ей показалось, что он произнес «Ивон». Она знала, что Эрван так и не простил себе тот несчастный случай. Но почему он думал о нем перед смертью? Это была не его вина, он сделал все, что мог!
– Тебя здесь вылечат, – удалось прошептать Маэ. Врать ей было так же трудно, как и сдерживать слезы.
Смогла ли она подбодрить отца? Или он уже был вне досягаемости? Эрван испустил глубокий вздох и замер. Прошла минута, вторая, и Маэ встала. Она посмотрела на отца: его грудная клетка больше не поднималась, взгляд остекленел.
– Это конец, – тихо сказал доктор за ее спиной.
В Эрки Эрвана Ландрие знали все. Известие о его смерти облетело город за один день, и к Маэ отовсюду начали стекаться сообщения с соболезнованиями. Смерть отца возвращала ее к горю, пережитому после смерти матери, после гибели Ивона – две эти потери оставили глубокий след в душе Маэ.