Обещания богов

— Этот человек практически недоступен. Особенно для Zigeuner.

Бивен, казалось, фиксировал все ответы, но четко следуя своей навязчивой идее:

— А вы не присутствовали при какой-нибудь сцене, которая могла бы так потрясти цыган, что они решились бы мстить?

— Вы шутите?

— А что, похоже?

Священник испустил короткий вздох.

— Я видел женщин, чьи животы и спины были изувечены излучением. Я видел мужчин, чьи гениталии были так поражены, что отваливались от мошонки. У других развивался перитонит, и они умирали в чудовищной лихорадке и рвоте. Я помню деревню недалеко от Дрездена, где Менгерхаузен устроил свою «клинику». Он экспериментировал с новым методом: впрыскивание едкого вещества, которое закупорило бы фаллопиевы трубы. После процедуры «пациенток» оставляли на долгие дни гнить во дворе. Запах был невообразимый. Потом, когда раны у уцелевших женщин немного заживали, солдаты насиловали их, чтобы посмотреть, смогут ли они забеременеть. Раны открывались снова, это была… бойня. Так что да, эти сцены могли послужить мотивом для планов мести. Но повторяю, любой подобный план вне досягаемости цыган.

— У меня есть еще вопросы, отец мой…

Человечек в больших очках глянул на часы:

— Тогда побыстрее, вечерняя служба начнется в шесть часов.

— Мне говорили, что цыган-убийца из въевшегося суеверия всегда снимает обувь со своей жертвы.

— Пусть и не все, но некоторые цыгане боятся, что мертвые, мулло, вернутся и будут преследовать их в снах. Снять с покойников обувь символически означает помешать им вернуться в мир живых.

— Это верование существует у всех цыган?

— В основном у ловари.

Симон позволил себе вмешаться:

— Какую роль играют сны в суевериях цыган?

Цыганский след был версией Бивена, но, когда речь заходила о мире сновидений, Симон естественным образом брал дело в свои руки.

— Как в двух словах передать многовековые верования? У цыган сложные представления о взаимодействии мира живых и мира мертвых. Сны являются мостиком между этими двумя вселенными.

— А вам уже доводилось слышать об убийце, который появляется в снах своих жертв, прежде чем поразить их?

— Да. Например, когда цыган опасается нападения, он может увидеть своего врага во сне. Это нечто вроде предчувствия.

Симон снова бросил взгляд на своих сотоварищей. Все трое думали в этот момент об одном и том же. Они заполучили мотив — преследование цыган. Известен и способ действия — вспарывание живота, кража зародыша, — ясно указывающий на причину мести, стерилизацию. Закон возмездия, пресловутое «око за око».

А теперь в их предположениях определилась и роль снов. Стремление убийцы появиться в сновидениях жертв, предосторожность, заставляющая снимать с них обувь, — все указывало на цыган…

— Вы ничего не слышали о цыгане-убийце, который охотился бы на жен высокопоставленных нацистов? — гнул свое Бивен.

— Никогда. Сама мысль совершенно нереальна.

— Вы знаете цыган, которые поддерживали бы с миром гадже, скажем так, довольно близкие связи?

— Нет.

— Они же иногда контактируют с женщинами гадже, верно? Например, чтобы предсказать им судьбу.

— Все сводится к короткой встрече.

— А мужчины? Они продают гадже лошадей. Они чинят кастрюли, они…

— Еще раз повторю: это только эпизодические контакты, причем недоверие господствует с обеих сторон. Ни один цыган не может вести общее дело с каким-нибудь гаджо.

Бивену с сожалением пришлось признать этот неоспоримый факт.

— А допускаете ли вы мысль, — не сдавался он, — что цыган может обладать медицинскими познаниями?

— Вы смеетесь надо мной.

— А быть хорошим пловцом?

— Послушайте… я не понимаю ваших вопросов. — Священник снова посмотрел на часы. — Мне нужно готовиться к службе.

Он сделал вид, что встает, но Бивен поймал его за рукав:

— Проводя расследование, я получил свидетельские показания одного цыгана. Его сведения были… неожиданными. Как вы думаете, я могу им верить?

— Нет.

— Почему?

— Цыгане лгут. Господь мне свидетель, из всех, кого я знал, ни один никогда не сказал ни слова правды гадже. Такова их культура.

— Они и друг другу врут?

— Никогда. С этой точки зрения они строжайшим образом следуют правилам. Но гадже — это внешний мир. Их долг врать нам, чтобы мы никогда не узнали, что происходит в их мире.

— Цыгана, о котором я говорю, отправили в Марцан. Его зовут Тони. Вы его знаете?

Священник расхохотался, потом его лицо приобрело иное выражение, серьезное и в то же время сокрушенное, как если бы он напоминал: нельзя смеяться над несчастьем другого.

— Тони? Он худший из всех.

137

Когда они вернулись на виллу, разразилась гроза. Прекрасная гроза конца лета, вольная, звучная, сотрясающая стекла и нервы. Волнение неба, влекущее за собой движение в глубинах, нечто сейсмическое…

После того как отработали басы, вступили высокие ноты. Дождь, налетающий порывами, идущий над вами и внутри вас. Вы и так знаете, что несут с собой эти звуки. Изначальный лепет корней, голос матери на подушке, внезапно материализовавшийся ток жизни, бегущий в вас так же непреложно, как кровь и слезы.