Объяснение в любви

Солист поет последний куплет, и вдруг помощник режиссера буквально затаскивает меня за кулису и вручает мне долгожданную телеграмму: «Одному из кораблей Балтийского флота присвоено имя ГЕОРГИЯ ПРОКУСА».

Бурей оваций взорвался зал, братание на сцене. Как мы были счастливы!

Бороздит теперь морские просторы «Георгий Прокус». И не покидает всех нас, работавших над передачей, чувство гордости, что телевидение от всей души отдало эфир «пароходу и человеку» Георгию Прокусу.

ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНИЕ!

В песне «Старинные часы» есть такие слова: «Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь». Формально возразить нечего — попробуй останови его! Но осмыслить можно только остановившееся мгновение, а если этого не случится, человек будет бессилен перед вечностью.

Вспоминаю звездный час человечества, когда его первый посланец сделал первый виток на космической орбите. Гагарин в космосе! Телевидение в этот день вело много прямых репортажей, в одном из них — с Центральной телефонной станции — я принимала участие.

Вряд ли смогу добавить хотя бы штрих к тому, что знают люди о Юрии Алексеевиче Гагарине. Бессильна передать и то, что творилось в эти сто восемь гагаринских минут на Центральной телефонной станции. (Тогда она находилась на Зубовской площади.) В огромном зале шестьдесят — семьдесят телефонисток, и все они жестами, взглядами поздравляли друг друга.

Соединяли они моментально и виртуозно: Париж! Лондон! Киев! Алма-Ата! Вашингтон! Прага! Тбилиси! Варшава! Ташкент! Хельсинки… На разных языках произносилось только одно имя — Гагарин.

Не знаю, перекрыт ли рекорд по количеству телефонных соединений 12 апреля 1961 года. Думаю, вряд ли. Но в каком измерении можно вычислить, насколько потеплел политический климат на планете после полета Юрия Алексеевича Гагарина!

Благодарю телевизионную судьбу уже за одно то, что мы, дикторы, одними из первых на земле увидели Гагарина сразу после полета. Юрий Алексеевич приехал к нам в студию. Помню первое свое впечатление: какого же он маленького роста! Но лицо такое родное… И это чувство родства осталось на всю жизнь!

Передача длилась три часа. Не забуду, как прекрасно пел Иван Семенович Козловский вместе с Полем Робсоном.

У зари-то, у зореньки много ясных звезд,

А у темной-то ноченьки их не перечтешь…

Горят звездочки ясные, пламенно горят.

Моему-то сердцу бедному что-то говорят.

Потом была встреча на Красной площади. Вместе с Юрием Фокиным мы вели репортаж о митинге, посвященном первому космическому полету. Тысячи улыбающихся Гагариных плыли на транспарантах по Красной площади, а сам он стоял на трибуне Мавзолея, такой же улыбающийся и простой, с такими же добрыми глазами. Только улыбка и глаза и простота были живые.

Такой многолюдной Красную площадь я помню в День Победы — 9 мая 1945 года.

Но вот закончился митинг, а площадь все кипела, бурлила радостью…

…Репортаж о похоронах Юрия Алексеевича Гагарина мы вели с Ю. Фокиным из студии на Шаболовке. Курить в ней строго запрещено. За все годы не помню случая, чтобы этот порядок нарушался. Но блюститель порядка — пожарный сам принес мне пепельницу. Наверное, он понимал, как трудно было преодолеть горестное волнение, собраться, обрести форму, чтобы начать этот репортаж…

У меня осталось две фотографии. На одной я протягиваю Юрию Алексеевичу коробку с пленкой и пожимаю ему руку. На другой он в скафандре. И внизу автограф: «Дорогой Валюше. Ю. Гагарин».

«МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ ВАМ ВРЕМЕННО ПОРАБОТАТЬ ПОМОЩНИКОМ РЕЖИССЕРА»

1954 год… Случайно узнаю, что на телевидении объявлен конкурс на замещение вакансий дикторов. Отчего бы не попробовать? Не было ни сомнений, ни колебаний. Чем объяснялось такое бесстрашие — самонадеянностью или уверенностью в своих силах? Пожалуй, ни тем, ни другим. Скорее всего невежеством. Я не только не представляла, что это за профессия, но до того дня, как переступила порог Шаболовки, не видела ни одной телевизионной передачи.

Видеозаписи не было. По четвергам телевидение не работало, у эфира был выходной день. Пятидесятые годы можно было бы назвать детством телевидения. Я вспоминаю их без всякого снисхождения. Разве детство может вызывать такое чувство? Ведь это целый мир, в который не так-то легко проникнуть. Однако все же можно попытаться, если тобой не будет владеть чувство превосходства.

У каждого есть дорогие для него воспоминания детства — первой поездки с родителями в цирк или первой новогодней елки, а может быть, пирогов с румяной корочкой, которые пекла бабушка. Мне, например, из детства, не раннего, а скорее времени прощания с детством, запомнилось мое первое публичное выступление. Я стою на сцене ленинградского Дома кооперации на Каменноостровском проспекте. Последний тур городского смотра. На мне матроска, плиссированная юбка. Читаю Маяковского — отрывок из поэмы «Владимир Ильич Ленин».