Объяснение в любви

А как она старалась скрасить монотонные, нескончаемые блокадные дни! Устраивала вечера, мы приглашали своих друзей, тех, кто еще оставался в Ленинграде, и начинался пир. Прямо на «буржуйке» она готовила фирменное блюдо — пекла блины из дуранды или жмыха.

И мы выжили! Война раскидала нас в разные стороны. Но как только у меня появилась своя крыша над головой, я перевезла к себе маму. Мы жили в доме напротив студии на Шаболовке. У меня родился сын, декретный отпуск я не брала ни до, ни после его рождения. Жаль было бросить работу, и, если бы не мама, я вообще не стала бы диктором. Она освободила меня буквально от всех домашних забот.

Она смотрела все, что я делала на экране, тонко все принимала, была самым строгим судьей. «Ну как, мама?» И почти всегда: «Ничего!» Только она одна чувствовала, как я волнуюсь, а все говорили: «Какая вы спокойная».

Как бы поздно я ни возвращалась домой, окно моей квартиры всегда светилось. Ни разу она не легла спать, не дождавшись меня. Еще только услышав мои шаги на лестничной клетке, она уже открывала дверь, а в кухне уютно урчал чайник и грелись мои любимые макароны.

И всегда одна и та же просьба: «Ну, рассказывай, что было! Как прошло?» Я рассказываю, мама слушает, и обе мы счастливы.

Мама была для меня не просто мама, подарившая мне жизнь и воспитавшая меня, она была моей единомышленницей, моя самая большая и любимая подруга. Ей можно было поведать обо всем, зная наперед, что тебя поймут, поверят, помогут, а если надо, и простят. Как много сил я черпала у этой маленькой женщины, моей мамы! Как сурова и непримирима была она со мной, когда чувствовала, что я сдаюсь, не верю, не могу, боюсь. Как упорно заставляла снова и снова искать, пытаться, пробовать.

1972 год. Первая передача «От всей души». Мы обе сразу полюбили ее, нет, тогда еще не полюбили, а влюбились в нее. И уже вторую передачу — из Тимановки — я работала с мамой. Все 39 передач, которые я провела при ее жизни, — с мамой! Вы даже не можете себе представить, как она помогала мне. Каждый день, невзирая на мою занятость, усталость, плохое настроение или плохое самочувствие, она подходила ко мне и строго говорила: «Пойдем, надо работать!» Наверное, как и у каждой женщины, бывали у меня минуты, когда я даже думать ни о чем не могла. Плачущая, растерянная, измученная, я лежала, уткнувшись в мокрую от слез подушку, но мама знала какие-то колдовские слова и умела заставить меня собраться: «Ты не имеешь права подводить своих товарищей, которые так много сделали! А времени мало, пойми, надо!»

Как же мы с ней работали, спросите вы. Примерно за месяц до передачи я получала фамилии людей, будущих героев передачи, и небольшие комментарии к этому списку. Выучить фамилии, имена, отчества невозможно. Надо запомнить людей не по именам, а по их делам. Не имя запомнить, а человека. Запомнишь человека, значит, будет он с именем, отчеством и фамилией.

Я должна была всю информацию о героях будущей передачи осмыслить и эмоционально прочувствовать. Здесь даты, цифры, географические названия, фронты, проценты плана, фамилии и имена родственников, друзей, названия военных операций, строек, заводов, колхозов, тонны, литры, кубометры и, наконец, награды! Конечно, это не механическая память.

Уже на этом первом этапе подготовки передачи я стараюсь себе представить ее участников. Само название «От всей души» обещает искренность, доброжелательное отношение ко всем, с кем мы встречаемся на сцене, в зале, у телевизионных экранов. Искренность и доброжелательность… Не знаю, на скольких китах стоит наше телевидение, но эти два в их числе, и наша передача лишь подтверждает это.

Другое дело, что эмоциональное начало в ней более открытое, что ли. Но если я скажу, что на первой стадии заочного знакомства могу полюбить неизвестных мне пока людей, это будет неправдой и ханжеством. Такими словами, как «полюбить», не стоит бросаться. Однако та краткая и вместе с тем объемная и насыщенная информация о героях, которой снабжают меня журналисты, дает импульс, я постепенно прихожу в состояние готовности № 1. Это означает, что люди, поименованные в списке, становятся мне интересны, уже вызывают у меня удивление, и я искренне хочу их полюбить. А вот удастся ли? Это всегда тайна.

Несколько вечеров подряд я изучаю конструкцию передачи — люди и судьбы. Я не могу запомнить их приблизительно, ориентировочно, неточно, с допуском или зазором, не имею права вспоминать их на передаче, я должна их знать. «Почему вы не пользуетесь телесуфлером? — спросил меня однажды продюсер канадского телевидения. — Сколько бы энергии вы сэкономили!» — «Ну как же это может быть "От всей души" и с телесуфлером?!» Подсказка, равно как и малейшая неточность, противопоказаны нашей передаче — люди могут это воспринять как неуважение к себе. И вот почти 400 судеб из 39 передач изучала я при самой непосредственной помощи мамы.

— Как зовут ночного дежурного завода «Калибр?» — спрашивает меня мама.

Кто мечтает иметь в своей библиотеке прижизненное издание Салтыкова-Щедрина?