Объяснение в любви

Как зовут отца Мирдзы Бирдзниекс? Какой урожай пшеницы в любаньском колхозе?

Какая профессия у Брониславы Яковлевны Алишоевой?

При каких обстоятельствах угнал фашистский танк Александр Протальонович Дудин?

Как фамилия парторга «Ростсельмаша»?

Какая тема диссертации Анатолия Смыка?

И так по нескольку часов в день.

Я знала, как устала мама, как плохо видела, а ведь, репетируя со мной, она напрягала зрение. А когда стала совсем плохо себя чувствовать и я, боясь ее беспокоить, говорила: «Сегодня работать не будем», она неизменно отвечала: «Нет, будем». Были случаи, когда мама, находясь в больнице, просила меня принести сценарий, и мы работали в палате.

На одной из встреч с телезрителями, говоря о технологии подготовки передачи «От всей души», я нашла такое сравнение: авторы сценария поднимают целину, сеют хлеб, следят за всходами, взвешивают зерно на ладонях, получают урожай; режиссер и операторы замешивают тесто, делают формы, а я ставлю их в печь (ставила вместе с мамой!) и пеку каравай, желательно, конечно, высокий и румяный. Это от всех нас зависит. Мама знала все передачи в подробностях, чувствовала все тонкости, нюансы. Недаром в молодежной редакции ее считали членом нашей творческой группы.

29 апреля 1982 года был для меня, наверное, самый трудный день в жизни. Он сумел объединить в себе события несовместимые, события-антиподы, огромную радость и огромную трагедию для меня. Утром я прочитала Указ о присвоении мне звания народной артистки СССР, а через три часа в тот же день умерла мама. Я потеряла самого близкого, самого дорогого человека.

Когда в Колонном зале Дома союзов праздновали пятидесятилетие советского телевидения, я не думала тогда, что так скоро потеряю маму, но, наверное, интуитивно поняла, что радости быть на этом празднике я не имею права ее лишить. Маму посадили в первый ряд (я была на сцене в президиуме). Никогда не забуду ее глаза в этот вечер — пытливые, они вдруг стали огромными, и светилась в них гордость за дочь, А я думала о том, что свои звания, награды, свою известность должна честно разделить с моей мамой — Екатериной Михайловной Леонтьевой.

ВИТРАЖИ

9 мая 1983 года я приехала в Ленинград. В моем родном городе, к сожалению, бываю редко. Дом, где прошло мое детство, не видела уже много-много лет. Проще всего добраться до него на метро, но решила проехать по Невскому, через площадь Урицкого, мимо Ростральных колонн, через Тучков мост и по Большому проспекту — что может быть прекраснее этого маршрута!

Ехала и ловила себя на мысли, что почти каждый дом на Невском выхватывал из памяти живые, до боли живые картины прошлого — детства, блокады. Счастье и горе — все смешалось. И все равно память эта была нежной, воспоминания словно прикасались ко мне бережно, трепетно.

Впереди была встреча с друзьями, с которыми не виделась сорок лет! С теми, кто остался. Очень волновалась… Шутка ли — сорок лет! Почти целая жизнь!

Сердце у меня выпрыгивало, когда я подъехала к своему дому. Он стоит на углу Большого проспекта и Зверинской улицы, названной так, очевидно, потому, что упиралась она в Ленинградский зоопарк. Улица моих детских игр — лапта, «пятнашки», «казаки-разбойники», катание на велосипеде…

Родная моя, большая и прекрасная улица. Какая же она стала маленькая! Все стало маленьким: и сам дом, и вестибюль парадного, где мы играли во время дождя, и даже двор — раньше огромный, он вечно был забит дровами, и мы просто боялись в нем потеряться. Большой серый камень так и остался лежать под окнами первого этажа, он был и нашей скамейкой, и нашим столом, за которым мы уплетали засунутые наспех в карманы бутерброды. Жила я на шестом этаже, последнем. Это была немыслимая высота. Лежа на подоконнике, я видела наш двор как на ладони. Он был так далеко от меня, как от «Алисы в стране чудес» ее туфельки. Я очень любила набирать в маленькую круглую корзиночку всякую всячину, а иногда и что-нибудь вкусное, привязывать к ручке нитку и, зажав в кулаке катушку, спускать осторожно свое сокровище в лес протянутых рук. На спуск уходила почти вся катушка — вот каким высоким был для меня наш дом!

В нашем доме был большой гастроном, продукты привозили на лошадях. Увидев их из окна, мы, дети, выскакивали из своих квартир и, перепрыгивая через две-три довольно крутые ступеньки, обдирая ладошки (перила были железные), через считанные секунды оказывались во дворе. И начинался праздник!

Абсолютно убеждена, что лошади радовались так же, как и мы, особенно если это было давнее знакомство. Мы кормили их сахаром. До сих пор я физически ощущаю это удивительно нежное, осторожное прикосновение бархата к моей открытой, чуть выгнутой ладони. Мне казалось тогда, что эти губы шепчут мое имя, а в глазах — благодарность. Лошадь тыкалась в пустой кулак, ей хотелось еще сахара. Мы вновь взлетали на свои этажи и снова скакали через ступеньки вниз, упоенные своей добротой и любовью к животным, и ничуть не задумывались, что в доме иногда не оставалось ни одного кусочка сахара.