Обязательно завтра

Пять лет тюрьмы или пусть даже колонии молодому парню всего-то за какой-то магнитофон? Я был ошеломлен. Понимает ли сам судья, что это такое – пять лет, вычеркнутые из обычной жизни? «Пятилетка» воровской школы, как говорил Амелин…

– А другим? – спросил я, стараясь быть сдержанным.

– Другим не знаю. Это как судья посмотрит, прокурор… Младшему-то наверняка условное, а вот другим… Ну, знаете, главарь их, Гаврилов – прохвост тот еще. Не то, что Вася. Гаврилову и надо бы всыпать как следует. Вы сами его завтра посмотрите. Но он сын какого-то деятеля, его, скорее всего, отмажут. А вот один из них очень хороший парень – его больше всех жалко. Гуцулов. Гуцулов Олег. Живет вдвоем с матерью, мать – санитарка в больнице, что она там получает? Больная вся. А помогать некому. Олег по дому все делает, даже белье стирает. Но – нигде не работает. Не берут, мал еще, шестнадцать лет только, и квалификации нет. А раз не работает – понимаете?

– Но ведь только шестнадцать… Да он и учится, наверное?

– Учился в техникуме. Выгнали за что-то, об этом надо будет еще с директором поговорить, он здесь как раз. Тот самый, у которого магнитофоны украли. Теперь-то, сами понимаете, хуже дело. Допустим, уговорим директора, восстановят Олега. А толку? Учиться он не сможет – с матерью им денег на жизнь не хватит, мать что-то рублей шестьдесят-семьдесят получает. И родственников никаких нет. А парень неиспорченный, сразу видно. С дружками «из благородства» связь поддерживал, это у них так называется. Попытаемся устроить на работу, если получится. Может, тогда условное… Правда, трудно устроить, времени мало, суд скоро, да ведь могут и не взять на работу-то, если узнают. Вот так. Ну, на какой час их вызвать, вам как удобнее?

26

Длинный, длинный был день… Когда вышел от Семеновой, было еще только двенадцать дня. Светило солнце, жарко, а небо понемногу заволакивалось светлой дымкой… Я шел медленно и думал о том, что можно еще сделать сегодня. Ведь уже 22-е апреля. До 26-го осталось так мало, а 26-го первый праздник в детском саду. И – начнется… Не до походов тогда.

Полистав блокнот, я подумал, что при удаче могу еще успеть в райком к Силину, черненькому парню, который хорошо выступал на Активе. Почему бы и не попробовать дозвониться?

Везло в тот понедельник! С первого раза дозвонился из автомата до Силина, попросил разрешения приехать сегодня. Он согласился! Условились на пять часов вечера.

Оставалось четыре часа. Можно поездить по магазинам за фотобумагой. Нужна «Бромпортрет» картон, а она есть далеко не везде…

Объездил несколько магазинов, и только в одном, слава богу, достал, успел отвезти домой.

Ровно в пять стучал в одну из дверей райкома комсомола – с трудом отыскал его в огромном старинном здании, где глухо и жутковато отдавались шаги в пустынных каменных коридорах.

Трудно понять, что было в этом здании раньше, но оно казалось мертвым, как гигантский окаменевший скелет доисторического животного. Непонятно назначение бесконечных каменных проходов, коридорчиков, тупиков. В одном из таких тупиков и оказалось помещение райкома комсомола…

– Сейчас заседание, – сказала бойкая встрепанная девчонка, которая высунулась на стук. – Подождите, погуляйте пока.

Прошел утомительный час. Я листал свой блокнот, прикидывал, как лучше использовать время, оставшееся до 26-го. Три дня. Написать очерк о Грушиной все равно не успеть. Да и не очень хочется почему-то. Частный это случай, проблему никак не решает. А проблема весьма серьезная. Тут ведь не только о «маленьких преступниках», тут вообще. И узнать кое-что еще можно, пока «мандат» у меня есть. Хорошо бы Алик договорился насчет тюрьмы… Что еще? В ЦК, к секретарю, что выступал на Активе – Шишко. Да, туда обязательно! А завтра к Раисе Вениаминовне… Набирается материал, набирается, но все равно не надо торопиться, нужно понять, понять. После детсадовских праздников и засяду. Тут не один только очерк, тут…

И все-таки поразительно! – вспомнил я вдруг про Алексеева. Ведь хороший, как будто бы, человек. И тема на самом деле острая, нужная. И он сам поручил мне очерк. Проблемный! И ему мои рассказы понравились, хотя в печать не пошли… Но тогда почему же? Почему «Клуб Витьки Иванова» со Штейнбергом он с порога отверг? А «Суд над равнодушием», написанный какой-то женщиной по-идиотски – одобрил! Теперь ясно мне, что «не пройдет» и «Собрание в СУ-91», и «РОМ на общественных началах» с Рахимом, Амарантовым и Володиной. И «Актив» не пройдет, если напишу по-своему! Хотя Алик Амелин, как и я, именно эти сюжеты считает важными. А ведь Алик не кто-нибудь, а завсектором Горкома комсомола! В чем же дело? Чего же он, Алексеев, хочет? «С кондачка», как сказала Лианозова, так что ли?