Обязательно завтра

– Да ладно, какая разница, чья, – продолжал Силин, волнуясь. – Главное, что по-настоящему принялись думать – что, как… И, знаете, к какому выводу пришли? Шефство себя не оправдывает! Да, да, надо это честно и открыто признать! Не оправдывает! Конечно, для отчета, для «галочки» хорошо. Вот, мол, у нас столько-то шефов, к стольким-то прикреплены… А на деле? Глупости! Не то! Можно даже сказать: кощунство это! Ну как можно человека вот так, между делом, перевоспитать, подумайте! И с какой стати? Два-три раза в неделю, да и то по обязанности… Смешно! А если тебя к нему прикрепили, а он тебе не нравится? Что ж хорошего от такого «шефства»? Лицемерие, только и всего! Ну, зашел к парню, поговорил. «Не хорошо, мол, не надо!» А дальше что? У всех у «шефов», своих хлопот под завязку, а ведь парень-то, глядишь, и поверит. Привыкнет… А потом? Жизнь-то его от твоих душеспасительных бесед изменится, что ли? Потому я и говорю, что кощунство. Помните, как в «Дон Кихоте»? Благородный Дон помог мальчику, которого бил хозяин, а потом что было? Дон уехал, а мальчик-то ведь с хозяином остался… Ну, да ясно, чего там! На Активе меня не поняли потому, что обиделись. Вы правы: в зале столько шефов сидело! Благородные люди, видите ли… Миссионеры! По идее-то благородно. А на деле?

Я слушал, и чувства мои кипели опять. Он прав, он прав, Силин, он очень прав! – думал я, и радость вспыхнула поначалу – как тогда, в первый день у Амелина. Вот тебе и комсомольские вожди, оказывается! А сколько уже насмешек было над «Ленинским Комсомолом», да и в СУ-91 каких комсомольцев я видел?! Но тут…

Увы, скепсис во мне появился. Это ведь только одна часть, одна сторона… Ведь правды боятся в журналах, газетах. Ведь насмешливыми стали слова из песни: «Если кто-то кое-где у нас порой…»? И преступления, между прочим, растут…

– Добро бескорыстным должно быть, – тем временем вставил Варфоломеев в бурный монолог Силина. – И быстрого отчета за проделанное добро требовать нельзя. И вообще формально относиться к серьезнейшей проблеме безнравственно. А мы что делаем?

– Именно! – все больше волнуясь, продолжал Силин. – У нас уже искренность, сочувствие, сострадание хотят в процентах измерить и в план внести! Глупость же! Нельзя из людей сознательность, как сок, выжимать! А с шефством этим что получается? Планируем перевоспитание – вот до чего дошло! Отчета

требуем! А легко ли это – другому человеку помочь? В душу его влезть? Да еще если у него жизнь ни к черту сложилась. Родители никуда не годные, к примеру, вечно пьяные…

– А то их и вовсе нет, – вставил Варфоломеев.

– Вот именно! Или жить просто-напросто не на что – мать-одиночка, к примеру, а то еще и с двумя! Доброе слово – это хорошо, конечно, но ведь его мало. Мало! И потом… Какой-то интерес должен быть все равно! С чего же это комсомольцам «прикрепляться» к кому-то? С какой стати? А, может, мне, например, этот парень непутевый или, допустим, даже девчонка разбитная не нравится? Почему это я их «воспитывать» должен? Ходить, что-то делать для них, время терять… С какой стати? Если нет интереса, заинтересованности какой-то, бесполезно «шефство»! Лицемерие это натужное, а никакое не добро! Ну, короче говоря, мы все-таки нашли принцип.

Силин перевел дух, глотнул воды из стакана.

– Да, нашли, наконец, принцип, – вдохновенно продолжал он. – Не на сознательность без конца давить, а конструктивное сделать что-то, реальное! Правильно?

– Правильно, конечно, правильно! – не удержался я, слушая все же с интересом растущим.

– Во-первых, ЖЭКи, так? – воскликнул Силин и посмотрел на Варфоломеева.

– Нет, погоди, сначала комиссия при райкоме, – поправил его Варфоломеев.

Силин воодушевлялся все больше. Он говорил о конкретных делах. И реальных! Вот же почему как-то вяло восприняли его выступление на Активе – все яснее понимал я. Силин предлагал действия, а большинству людей нужен театр! Показуха! Им бы собраться, поохать, пострадать, поговорить, попеть комсомольские песни… И – разойтись, как будто дело уже сделано! А Силин с Варфоломеевым призывали к ДЕЛУ.

– Почему в основном преступления? – говорил Силин, и черные глаза его вдохновенно сверкали. – Почему же? А вот почему. Заняться нечем – раз! Интересов нет ни к чему – не воспитали, не пробудили, не поддержали вовремя, а то и просто-напросто задавили – два! Почему? Да потому, что запреты сплошные – то нельзя, это нельзя, а того и вовсе никак не положено! И общаться-то друг с другом по-человечески, выходит, негде – это три! А природа-то ведь все равно… Не молчит природа, жизнь своего требует, а если возможности проявиться нет, выхода нет, то вот и получается перекос… Отношение к женщине возьмите, уважение к девочкам у ребят… Жалуемся на грубость, невоспитанность, распущенность, а пытаемся их воспитывать разве? Всерьез говорим об этом с ребятами? Врем и мозги крутим, только и всего…