Обязательно завтра

Тут-то и вспоминается почему-то Силаков, последний из заключенных, которых видел тогда в тюрьме.

Он, Силаков, НЕ ПОНИМАЛ что делает, вот в чем дело! Он на самом деле в отчаянье был, на него свалилось, он был в панике… Метался он в боли и страхе… Да, виноват он, да, надо его судить. Но если уж суд, то – объясните! Разберитесь судьи, помогите понять, в чем виноват, а иначе… Вот и с «марксистом» Семеновым, который украл голубей. Никто из ребят не считал приговор ему справедливым. Никто! О каком же воспитании, о какой профилактике преступлений могла идти речь, если судьи жестоки и сами не в состоянии объяснить, а пытаются только

мстить? Добивать несчастного? Растоптать совсем? Расстрелять или изолировать как неполноценного?

– Первый раз шесть лет назад было, по 117-й, попытка изнасилования, – говорил семнадцатилетний парень Силаков в полнейшем отчаянье. – Я понимаю, плохо поступил, но ведь маленький был совсем, большие ребята с собой притащили, заставили то же делать, что и они, ну и самому захотелось попробовать, я же не понимал ничего, дурак был, понимаю, вот и…

– А второй раз за что?

– Колесо от машины украл. Я виноват, правильно, я знаю, я потом понял, в колонии. Меня в тот раз правильно посадили, – я и правда не понимал раньше, это даже хорошо, что посадили, я понял. Я работал хорошо, чтобы исправиться, я самого себя грыз, я бы тогда и на волю, наверное, не пошел бы, если бы отпустили.

– На сколько же тебя во второй раз упекли?

– Три года восемь месяцев. Но я не сидел столько, меня выпустили раньше, они видели, что я понял. Я теперь работал уже хорошо, на курсы шоферов поступил, меня на работу сначала не брали, но тетя такая хорошая в отделе кадров попалась, поверила, а с ней спорили, а она за меня поручилась, мне-то ладно тюряга, мне перед ней стыдно! Я же ведь из дома боялся выходить, все время дома после работы сидел, боялся, как бы чего, а с колесом, я правда ничего не понимал, и в мыслях не было. Не знаю, как получилось…

– За что же тебя теперь судят?

– За баллон. Да машину, будто, угнал. Да не хотел я угонять. Не знаю, как получилось…

– Дома как у тебя? Отец-мать есть?

– Отец есть, матери нет, умерла, я старший, отцу помогал всегда, у нас ведь трое еще в семье…

Виноват? Виноват, наверное, но… Так жизнь сложилась, так навалилось все, куда ж тут…

Виновата ли та девушка из сна, которая металась в кругу парней, виноват ли тот несчастный котенок?

А Лора? Пусть даже то, что говорил о ней Антон – правда… Могла ли, в состоянии ли была она противостоять? Ведь девушка и – красивая! И никто не научил… А Жак Тибо у Дю Гара? Виноваты ли ребята в тюрьме – укравшие, избившие, или, как Ивлев, убившие? Виноваты, конечно. Но… Каждый из нас наверняка виноват в чем-то, вольно или невольно…

А сам Антон? «Кто без греха, пусть первым бросит камень…». Судить? Да, наверное. Но как? Ведь виноваты – по-разному.

Прочитанное, прочувствованное, пережитое слилось в горячий, мучительный сгусток, клокотало во мне. Я должен, должен, должен… Но – ЧТО? Но – КАК?

37

– Здравствуйте, здравствуйте, Бронислава Павловна. Да, все в порядке. Ничего… А Вы? Как Ваше здоровье? Да, да… Ну, ничего, теперь ведь весна, лето вот-вот, теперь легче… Нет, пока ничего не печатают. Обещают, но вы ведь знаете, как это. А сейчас вот поручили очерк о малолетних преступниках… Да, интересно, конечно, очень. По милициям, по тюрьмам езжу, вчера вот только в тюрьме был. Да, да, но как-то все очень обычно. Буднично, так скажем… Люся Яковлевна, здравствуйте! Ничего, все в порядке, спасибо. Самые хлопоты у вас, да? Ну, все будет хорошо, у вас всегда такие отличные праздники…