Обитель

О, премиелосердый Боже, Отче, Сыне и Святый Душе, в нераздельной Троице поклоняемый и славимый, призри благоутробно на рабу Твою, бесами одержимую; отпусти ей вся согрешения ее; возврати ей здравие и силы духовные; подай ей долгоденственное и благоденственное житие, мирныя Твои и премирныя блага, чтобы она вместе с нами приносила благодарныя мольбы Тебе, Всещедрому Богу и Создателю нашему.

Девочка уже подуспокоилась, припадок прошел, но Варвара все читала дальше. Видела, как испуганы братья, и читала не только за бесовку, а и за их души – чтобы в страхе не скрылись от Господа. Чувствовала себя с каждым словом будто сильнее – давно не спасала души, давно такого Божьего чуда в себе не чувствовала. Подумала, что надо взять у брата благословения уйти из дома, пойти в монастырь – давно уже могла, но не чувствовала в себе такой воли, да и с детьми оставить было некого. А теперь решила, что отдаст воспитанников Марии – та с любыми детьми справится, не впервой.

– Все, – сказала Варвара. – Поеду. А вы здесь берегитесь. Молитесь Господу, грехи отмаливайте. Обойдет вас немилость.

Элеонора смотрела на открытый чат и ждала сообщения от детективки. Час, сказала она, не дольше. С первого сообщения Элеоноры, на которое детективка не ответила, прошло уже пятьдесят три минуты.

Элеонора провела семь минут, глядя на открытый в телефоне чат. Сказывалась усталость: в обычном состоянии она бы заняла время ожидания каким-нибудь полезным занятием, но сейчас думать ни о чем, кроме молчания детективки, не получалось.

Когда часы показали, что детективка не отвечает уже час, Элеонора помахала следователю. Тот вздохнул, окинул взглядом пепелище, подошел – он тоже устал и концентрировался с трудом.

– Я вам дам адрес, – сказала Элеонора. – Туда нужно будет через часов пять-шесть нагрянуть полицейским рейдом.

– Раньше нельзя? – спросил следователь. Он щурился, видимо пытаясь отогнать сонливость, но слушал внимательно.

– Раньше нельзя, – сказала Элеонора. – Там будут люди. Они преступники, занимаются торговлей детьми. И распространяют наркотики. Там будет как минимум одна девочка лет двенадцати.

– И адрес вы дадите прямо сейчас? – спросил следователь. – Почему?

– Потому что сейчас я поеду туда сама, – сказала Элеонора. – Нужно осмотреться на месте.

– То есть там будете и вы. – Следователь улыбнулся. – Вас тоже арестовывать?

– А вам хочется? – спросила Элеонора. Следователь вдруг сник.

– Вы езжайте, – сказал он. – Адрес скиньте. Но никакого рейда просто так не будет. Во-первых, начальство не позволит. А во-вторых, я сейчас никаких приказов отдавать не буду.

– Спасибо за честность, – сказала Элеонора. – Скажите, у вас сейчас кто-то в город собирается? Может, отправите журналистов домой? Мне бы было удобно.

Костя пересек пепелище раз, другой, достал телефон и сфотографировал обгоревший холм, над которым красиво кружился снег. Последние слова журналистки привели его в чувство – за сегодняшний день он успел почувствовать себя какой-то действующей единицей, каким-то самостоятельным лицом, персоной, принимающей решения, а работа следователя состояла совсем не в этом. Никаких рейдов не будет – будет долгая и скучная работа по оформлению трупов, по допросу арестованных церковников. А скорее всего, не будет и допросов – их подержат в камерах ночь, потом отпустят. Иллюзия собственной свободы возникла из-за необычного утреннего приказа – про дальнюю поездку, про журналистов. И из-за необычности места преступления – Костя никогда раньше, даже в морге, не видел в одном месте столько мертвых тел. Но это все же была иллюзия: Костя оставался все тем же простым механизмом, которому полагалось быстро и равномерно перерабатывать информацию в тугие папки уголовных дел. И то, что на этот раз информация поступила в несколько необычном формате, ничего не меняло. Описать место преступления, допросить арестованных, передать дело по цепочке.

Костя обошел крайний дом к костровищу, найденному утром. Оно было самое обыкновенное. Камни, вокруг бревна, будто в детском лагере для ночных свечек и песнопений. Было интересно представить, как сидели у этого костра местные жители, что делали, что говорили. В голове возникла картинка какой-то сатанинской литургии: люди в белых саванах, завывания, кровавые жертвы, – но Костя от этих образов отмахнулся. Они были чужие, не российские. А тут наверняка бухали. Или принимали наркотики. Или устраивали оргии, малоприятные и болезненные, этакие свиные свадьбы с участием всех жителей монастыря. Костя тряхнул головой, вернулся к своим.

– Давайте закругляться! – крикнул он. – Надо в город возвращаться, так что быстро-быстро!