Обитель

Эту страницу Мишка открыла только за тем, чтобы удостовериться: митрополит не просто знал о существовании Обители – а она была внесена под этим названием в списке локаций с координатами, – он точно знал о том, сколько людей в ней живет. И точно – выше была строчка «Обитель», за которой тянулись значки. Карельский митрополит не просто знал о существовании Обители – он вел учет ее жителей, недавно вычеркнул почти всех, оставил только маленький кружок и квадрат. Они тоже были зачеркнуты, но иначе, не одной длинной линией, а короткими диагональными штришками. Было видно, что записи в эту страницу книги вносятся не так уж часто – красная карандашная линия, перечеркнувшая Обитель, ярко выделялась на потускневшей бумаге. Мишка нашла склад «Звезда» – здесь краснели новенькие кружок и квадрат, тоже зачеркнутые по диагонали. Еще в этой строчке было шесть других квадратов. Их митрополит обвел, видимо обозначая таким образом арест водителей. Это подтверждало возникшее раньше предположение, что кружок обозначает ребенка.

Мишка повела пальцем до Успенского монастыря. И снова тут были кружок и квадрат. Кружок перечеркнут по диагонали, квадрат – горизонтально. Мишка уже несколько секунд видела краем глаза что-то красное внизу страницы, но не решалась туда посмотреть. Теперь же она быстро перевела взгляд на раздражитель. В строчке «Дом м. Марии», в конце длинного ряда значков, начинавшегося с полустершегося ромба, горел маленький красный кружок.

– Она жива, – тихо сказала Мишка.

– Что? – все еще стоявшая рядом Эля оторвала взгляд от телефона. Микко и Вера тоже смотрели на Мишку выжидательно.

– Ева, – сказала Мишка. – Она жива. Они просто перевели ее в другой приют.

– В смысле? – Вера быстро переползла по кровати к соседке, но Мишка помотала головой. Мозг сейчас работал так быстро, что любые вопросы могли сбить ее с пути. Мишка посмотрела еще раз на страницу, на пару – квадрат и кружок, которая распадалась у Успенского монастыря.

– Эля, – сказала Мишка. – Ты сейчас же вызваниваешь своего следователя, говоришь ему, что точно знаешь, где находится убийца полицейского… Казаченко?

Эля кивнула.

– Ты берешь с собой книгу, – сказала Мишка. – Показываешь ему вот эту страницу. Говоришь: вот этот кружок обозначает убийцу. Его из Обители перевели на склад, потом оттуда в монастырь, потом в приют. Очевидно, приют – временное убежище. Нужно как можно быстрее направить туда летучий отряд или что там у них отправляют на задержания.

– А если он откажется? – спросила Эля. Мишка потерла рукой лоб.

– Сейчас это единственный вариант, – сказала она наконец. – Ради ребенка они никуда не поедут, но убийца полицейского – это другое…

Ева проснулась посреди ночи от холода. Она лежала на полу, совсем рядом с мальчиком, которого матушка наказывала днем. Огонь в печке не горел, и Ева похлопала глазами, пытаясь привыкнуть к темноте. Было очень страшно, потому что в любой момент темнота могла раскрыться матушкиным дырявым лицом. Ева стала беззвучно проговаривать молитву, осенила себя крестом:

Господи, спаси и сохрани рабу Твою Еву. Господи, спаси и сохрани рабу Твою Еву. Господи, спаси и сохрани рабу Твою Еву…

В избе было тихо: рядом сопели еще дети, но вот матушки как будто не было. Ева не знала, так это или нет, не могла понять, чего не хватает, потом почувствовала – запаха. С матушкой всегда был жуткий тухлый запах, который сейчас стыл в избе. Ева зажмурилась, подумала, что, может быть, она и не в избе уже. Вспомнила одну Бабину сказку – страшную, про черный-черный лес.

По ночному лесу быстро, согнувшись к самому снегу, шла женщина в черной одежде. Голова ее впервые за долгие годы была обнажена, и мальчик, которого она крепко держала за руку, с ужасом поглядывал на ее морщинистое лицо, на череп, с которого свисали редкие седые волосы. Мальчик поднимал на женщину взгляд и почти сразу свешивал голову – каждый раз его будто цепляли две черные дырки, к которым сползалось лицо женщины. Один раз она остановилась, нагнулась к самому его уху.

– Где тропа? – спросила она очень тихо. Мальчик хотел указать пальцем, но она сжала свободной рукой его подбородок. – По тропе ступай, – сказала женщина. – К скале меня выведи.

И он повел ее, хотя в полумраке сам еле разбирал засыпанную снегом тропу. Еще днем он сам расчищал ее, и вот под ногами был новый снег.

Они выбрались на скалу, и мальчик удивленно открыл рот. Внизу, там, где оставляли припасы монастырские братья, стояли две машины. Стояли вроде бы беззвучно, не включив фары, но было ясно, что женщина их заметила.

– Сколько там людей? – спросила она в самое ухо, обжигая мальчика своим жарким дыханием. Он попытался сосчитать – но видно было только троих, а еще кто-то сидел, кажется, в машине.

– Три. – Мальчик сказал это очень тихо, но женщина все равно больно схватила его за плечо.

– Тс-с-с, – зашипела. – Куда идут?