Присутствующие высказывались достаточно громко и возмущенно, то все сразу, то по отдельности. Впрочем, уровень громкости, как и градус возмущения, пребывали на вполне приемлемом для организаторов тура уровне. Господин Клер стоял к остальным вполоборота, правым плечом вперед, сунув руки в карманы, он улыбался. Не смущенно, отнюдь, но с таким видом, что, де, вполне понимает общее негодование и тоже негодует со всеми. В подтверждение своей солидарности с настроением общества, он раз за разом, отмечая чью-то реплику, кивал. Пол вагона под ногами не раскачивался, пассажиры чувствовали себя вполне устойчиво, но это был, по общей оценке, единственный положительный момент в создавшейся ситуации.
— Ну, вы, этсамое, не сгущайте, — увещевал возбужденную общественность вагона Борисфен Нифонтович. — Уверен, скоро все разрешится.
— А никто не сгущает! — выкрикнул Загул. Белобрысая челка лезла ему на глаза, и он, глядя исподлобья, нахально их таращил. Сразу было заметно, что он из всех самый младший и заводной. А Феликс, зная таких людей, еще подумал: провокатор. Любитель блефовать на кураже.
— И с чего вы, уважаемый Борисфен Нифонтович, так уверены, что все разрешится, тем более, скоро? — поинтересовался низким хриплым голосом старейший из присутствующих игроков в покер Фрол Кассепа. Несколько отросшие, густые, жесткие и абсолютно седые волосы его сидели на голове как оловянная каска, образ довершали такого же цвета и качества густые вислые усы. Кассепа по традиции был в клетчатой рубахе и в жилетке, и все время совал пальцы то в ее кармашки на животе, то в вырезы для рук. — Какие у вас для этого основания?
Господин Клер вздохнул и, отдуваясь, продолжил объяснять:
— Ну, этсамое, это же очевидно… Иначе просто быть не может!
— Да что же тут очевидного, помилуйте! — перебив его на полуслове, вскричал Кристиан Клодница, очевидно, из поляков. Его острые глаза возбужденно блестели из-за очков в тонкой золотой оправе, он подпрыгивал на месте и потной ладонью поминутно заглаживал челку на левую сторону. — Ничего ведь очевидного нет! Кроме того, что на турнир мы уже не попадаем. А быть, как раз, может что угодно!
— Да не нервничайте вы так, ради Бога! И турнир у нас с вами пока остается в плане.
— Пока!
— А если нет — все равно не волнуйтесь. В накладе, уверяю вас, не останетесь. Вы уже не в накладе, если на то пошло.
— Что же все-таки случилось? — полюбопытствовал самый сдержанный из всех, невозмутимый обладатель настоящего покер фейса Геннадий Данцер. Был он рыжий, как истинный ариец, и прозвище среди покеристов имел соответствующее — Ганс. — Есть какие-нибудь предположения, почему нас в тупик загнали?
— Так, если б я знал! Уже все бы вам доложил.
— Персонал! Даже персонал разбежался! Ни проводницы, ни кого!
— А кто вам, этсамое, нужен? Кроме проводницы?
— Да хоть кто-то!
— Электричества нет!
— Электричества нет, с этим, как говорится, не поспоришь. Зато из вагона вас никто не гонит. Можно спокойно подождать, пока все выяснится.
— Я, простите, привык по утрам пить кофе, — высказался Фрол Кассепа. — Пятьдесят последних лет, изо дня в день, ритуал. Я без кофе не могу.
— И поесть не мешало! — поднял планку Леха Загул. — Тоже, ритуал. Последние тридцать лет. Я без завтрака не могу!
Тут он, положим, приврал. Тридцати ему еще не было. И, как говорится, даже не намечалось. Было ему двадцать три, и был он из очень ранних.
— Понимаю, понимаю… Администрация приносит свои извинения. Но вы должны принять во внимание экстраординарность произошедшего. Кто мог предположить, что, этсамое, отцепят? Никто. Я, как и вы все, лег вчера спать в уверенности, что сегодня буду ехать, пока рельсы не закончатся.
— Они и закончились. Тупик же.
— Однако имеем что имеем. Кстати, мы могли бы пройти на вокзал, и там напиться кофе, и съесть, кто желает, завтрак. За счет, разумеется, устроителей. Нам ведь все равно туда идти придется.
— Вокзальный буфет! Фи!
Это кто там фикует, озадачился определением смутьяна Феликс — ни зачем, так, чисто для протокола. Но выявить персонаж не успел.
— Не нужно идти на вокзал! — раздался голос у него за спиной и, оглянувшись, он увидел Агафью Борисовну, собственной персоной. Никто и не услышал, и не заметил, как она выпорхнула из своего купе и присоединилась к остальным. Плечи ее поверх легкого ситцевого халатика укрывал красивый платок, придавая ей вид достойный и праздничный. Она сдержанно улыбалась. — Не нужно на вокзал, я и здесь всех накормлю завтраком.
— А ты сможешь? В смысле, у тебя есть? Столько?
— Обижаешь, слушай! Уж, казалось бы, ты-то должен знать!
— Я просто спросил! Этсамое, уточняю для всех.
— Можете не сомневаться! При необходимости, могу еще и обедом накормить.
— Вот как! Ну, что скажете, господа?
— Прелестно!
— Вот и замечательно! Тогда, господа, прошу вас, соберитесь, скажем… Да вот, купе номер четыре вполне подойдет.
— Мы с господином Нетроем уже перекусили.
— Всегда отдельно!
— Очень хорошо. Значит, в одном купе могут уместиться все.